Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира

Он помнил, как Чокан говорил, что до Куртки придётся добираться недели две. Тохтар, что был отправлен аксакалом с письмом к коменданту крепости, должен возвратиться назад. Вряд ли ему потребуется две недели на обратный путь. Прискачет быстрее. Его‑то он и поджидал. Дорога от Ислыка шла мимо Устун‑Артыша, по ней тогда и пришёл караван. И Тохтар её не минует. Главное – не попасться ему на глаза. Что дальше? Проберётся как‑нибудь в город, спрячется в саду у датхи. Докладывать‑то о поездке есаул придёт к господину. Ну и Баюр узнает новости. А то ломай тут голову: всё ли в порядке с его другом. Со всеми остальными – тоже.

***

– Может быть, ты рано уехал?

– Нет, что вы, таксир! Я дождался, когда весь караван скрылся из виду.

– В полном составе, как вышли из Кашгара?

– Да. И с ними ещё ильбеги Асанбай и бий Найман.

– А Корпеш так и не появился?

– Нет. Может быть, он и был русским шпионом? Ну, про которого хакамбек все уши прожужжал?

Аксакал неожиданно рассмеялся:

– Бараньи твои мозги! Если бы он был русским шпионом, то от каравана бы ни на шаг! Под прикрытием его и ушёл бы.

Баюр лежал, скрючившись, за цветущим кустом жимолости. Аксакал держал садовника, который ухаживал за садом. Вообще‑то датха синеглазого уйсуня любил. Часто приглашал к себе вместе с Алимбаем. Сколько вечеров провели они здесь за разговорами, потягивая зелёный чай. В другой ситуации можно было бы явиться к нему открыто, и он бы принял ласково. Чего только стоит его подарок: конь в полной сбруе, сапоги и халат! Не каждый удостоился такого внимания аксакала. Но теперь как бы под стражу не взял. Впрочем, хорошо уже то, что дом и сад волхв знал как свои пять пальцев, пробраться сюда и спрятаться не составило труда.

Тохтар продолжал рассказывать, Баюр слушал, но главное он уже выяснил: все целы и невредимы. Даст Бог, дальше будет ещё легче. Провожатый каравана не забыл поведать и историю в Ташрабате, отдельно расписав свою доблесть, благодаря которой все остались целы. Нурмагомет заинтересовался, выспрашивая, как выглядел убийца.

– Похож на туркмена. Нос – во! – киргиз от переносицы рукой вывел дугу. – До рта достаёт, как клюв беркута.

– А чего ему было надо?

– Не успел спросить, – рассмеялся рассказчик, напрашиваясь на похвалу.

У Баюра вздыбились брови. Вот, значит, куда рванул горбоносый. Спасибо Тохтару. Иначе… Хм, уберёг русского шпиона, сам того не зная. Что ж, как верёвочка не вейся – один конец. Одной проблемой меньше!

Левая рука под боком затекла от неподвижности и налегающего на неё тела, надо сказать, нелёгкого. Скоро совсем потеряет чувствительность. Но менять положение не стал, опасаясь хрустнуть веткой.

Интерес Алимбая к Ташрабату, древнему святилищу, аксакал воспринял как должное, он успел убедиться в любознательности молодого купца, привык к его расспросам о восстаниях ходжей, особенно о последнем, поднятом Валиханом‑тюрей. Что греха таить, Нурмагомет и сам рад был поделиться воспоминаниями, которые жгли душу. Не всеми, разумеется. Однако такого трепетного слушателя, которому безопасно можно было бы поведать свою историю годовалой давности, не так просто встретить. Того и гляди донесут, да ещё извратят, с ног на голову поставят – и выйдешь пособником, засланным агентом, только и ждущим распахнуть ворота кровожадному хищнику. Хватит, в зиндане он уже насиделся! Кстати, именно Алимбай навёл его на мысль, что в случае возвращения Валихана, ему, датхе, придётся несладко. И голове его прямая дорога – на пирамиду, украшать торжество ходжи. Он, минбаши Нурмагомет, выбравшись из застенка и не дожидаясь своей казни, к которой приговорил его господин, сбежал от него, да не один, а с войском, оставив Валихана одного расхлёбывать кашу. И тот вынужден был драпать от наступающих китайцев и скрываться в горном Дарвазе. Там‑то его и сдал Измаил‑шах, хозяин владений, предварительно обобрав до нитки. А теперь… теперь он всё припомнит.

– По последним известиям, Валихан‑тюря находится в Хотане, – услышал Баюр голос датхи, ставший вдруг приглушённым, заговорщицким. Он даже наклонился к Тохтару, чтобы превратить беседу в перешёптывание, хотя поблизости никого не было. Видать, самому жутко было слышать то, что говорил его язык. – Если он снова придёт, тебе тоже не поздоровится. – Волхв видел, как напряглась спина преданного воина ходжи, служившего ему не за страх, а за совесть. А когда тот развернулся к собеседнику, стало видно, как побледнело его лицо. – Ты был у него начальником дворцовой стражи. Увидит тебя здесь, объявит предателем.

Быть казнённым за то, чего не совершил, – вдвойне обидно. И позорно! А ходжа оправданий не слушает.

– А вы? – сиплым голосом спросил заочно приговорённый.

– Я – тоже. Мы с тобой – бывшие приближённые. С подмоченной репутацией. От ошибок прошлого избавляются. У него с этим просто. И быстро. Ты знаешь.

– Что же делать?

Аксакал вдохновенно и быстро зашептал почти на ухо Тохтару. Видно, давно обмозговал единственный выход из западни, а кандидатура для выполнения задуманного была идеальной. Приглушённый шелест слов был смазанным, как шуршание листьев, метущих землю под завывание осеннего ветра. Однако отточенный слух Баюра ничего не упустил.

– Поезжай в Хотан. Сам. Сейчас, а не когда он захватит власть. Это признак верности. Не примазаться к славе победителя, а помочь ему добыть победу!

– А если он…

– Нет. Он обрадуется. Ему сейчас нужны верные люди. Ты – свой, а своих не опасаются. Меня он бы заподозрил, тебя – нет.

– Я понял, – в голосе киргиза не было ни тени страха. Он без колебаний принял план датхи. – Я думаю, подходящий момент сам подвернётся…

– Конечно. Он по‑прежнему курит гашиш. А ты всегда при оружии.

– Всё сделаю без шума и уйду. К нему никто не посмеет войти, пока не позовёт.

– А он не позовёт. И тебя не посмеют остановить.

– Успею скрыться.

Заговорщики встали. Больше рассусоливать было нечего, пора действовать. С невозмутимым видом они направились по тропинке в дом. Баюр остался на месте. Рука ныла. От локтя в плечо начало уже постреливать, но он не двигался. Надо дождаться, пока слуга уберёт посуду, потом потихоньку выбираться. Шустрый малый выбежал в сад тут же, как только за дверью скрылся хозяин, загремел чашками.

Вот, значит, как, размышлял Баюр. Самым радикальным способом. Не уклоняясь от восточной традиции. Ну, что ж. Собаке – собачья смерть. Он давно её заслужил. Как‑то они даже запоздали…