Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира
Глава 3
Два шамана
Жизнь в семействе Самади наладилась. Сам он поправился. Кость на ноге срослась, а о ране напоминал лишь чуть розовый шрам на голени, который был скрыт под штаниной. Его походка не выказывала ни малейших признаков хромоты. Да что там! Резвости старика позавидовал бы молодой. Болезнь обратилась в позорное отступление, а на смену ей пришёл здоровый аппетит, и дед быстро восстанавливал прежний вес и силу. Даже морщины на лице разгладились и собирались у глаз, только когда он смеялся. Возле рта их скрывали усы и борода.
Фатима занималась домашним хозяйством и ни на что не жаловалась, однако скрыть приступов тошноты и слабости не могла. Баюр следил за ней и, как мог, облегчал её состояние. Его волшебное врачевание было недоступно её пониманию и оттого внушало благоговейный трепет. Волхв только ухмылялся на устремлённые в его сторону зелёные глазищи, распахнутые от изумления и полные благодарности.
Он жил в Устун‑Артыше уже больше месяца, стараясь особенно не светиться перед соседями, но деревня есть деревня. Прознав о чудесном лекаре, к ним на подворье наведывался, скромно переминаясь с ноги на ногу, то один, то другой страждущий. Болезни, правду сказать, были пустяковые (эпидемия или сокрушительный мор, выкашивающий население со скоростью нашествия саранчи, местные знать не знали: здоровый климат!) – чирей, ячмень, вывих, воспалённый от пыли глаз и остальное в этом роде – но чудодейственный целительный эффект и быстрое выздоровление так подняли в народе авторитет волхва, что он всерьёз обеспокоился. Фатима, видя его тревогу, смеялась:
– Наши не выдадут.
Баюр тоже на это надеялся. Единственный лекарь, поселившийся под боком у селян, – не считая странствующих дервишей, которые время от времени захаживали в деревню и которых народ уважал, но где им сравниться с настоящим целителем, – был ценнее выдачи его властям.
Травки, припасённые в сумке волхва, тем не менее быстро заканчивались, отыскать нужные в деревне было весьма проблематично, хотя зелень уже буйно пошла в рост, одела кроны деревьев в лохматые шелестящие шапки, распушила кустарники по берегу реки, даже огороды прикрыли свою наготу лопушистыми островками, но… целебные особи если и попадались среди них, то в единичном экземпляре, на их поиски не стоило и время тратить. Потому Баюр, оседлав Доса, объезжал окрестности в поисках лекарственных ингредиентов, главным образом – предгорья. О его попутных наблюдениях никто не догадывался, если не считать Фатиму, и он пользовался своим положением на полную катушку, не боясь разоблачения.
Однажды он увлёкся и заехал далеко, в те края, где кочевали буруты. Благодаря урокам Чокана он знал, что эти дикокаменные киргизы (турайгыр‑кипчак – всплыло в памяти название их рода) официально подчиняются китайскому богдыхану, даже платят ему подати, а потому им не возбраняется появляться в этих местах. Знал он и то, что, наученные горьким опытом номады не отвергают покровительства и другой стороны, то есть кокандского хана, отстёгивая кусок и его зекетчи. Так и живут меж двух огней, лавируя и подстраиваясь под политику двух держав, блюдя, в первую очередь, свои интересы. А с соседними племенами бугу в Илийском крае, которые приняли подданство Белого царя, то враждуют, то поддерживают выгодный мир. [1]
Уж чего‑чего, а травы всякой‑разной здесь было хоть отбавляй. Молодой, сильной, которую ещё не успели затоптать вездесущие ноги и копыта и которой пока не грозило утомление от жара небес.
Всадника заметили, но не насторожились. Один. Чем он может быть опасен? Баюр дорысил до первых юрт, спрыгнул на землю. К нему подбежал всего лишь один киргиз, другие чем‑то там занимались на полянке, едва удостоив его беглым взглядом.
Встречавший после обмена приветствиями спросил: кто таков, с какой надобностью приехал. Баюр назвался полным именем – Козы‑Корпеш, впрочем, сильно сомневаясь, что здесь знают героя трогательной легенды, к тому же напряжённо следя за впечатлением, произведённым его синими глазами. Однако, к его приятному изумлению, история любви прекрасной Баян‑Слу и златокудрого Козы‑Корпеша, действительно, быстрокрылой птицей облетела не только степь, но и далёкие предгорья, и Торсун (так представился киргиз) разулыбался во всё лицо. Что же касается глаз… Об уйсунях здесь знали не понаслышке. Это племя когда‑то завоевало китайские земли, владело обширными территориями, повелевало многотысячными народами. И хоть те времена давно прошли, а земли сто раз поменяли своих владык, уйсуни не исчезли, а расселились в разных местах, смешались с другими племенами, и потому явившийся их представитель не выглядел чем‑то исключительным, чтобы потрясённо вылуплять на него глаза и тыкать пальцем.
Баюр почувствовал себя увереннее.
– А что это у вас? – не обнаруживая пристального интереса, полюбопытствовал он, кивнув на полянку.
Торсун и не подумал скрытничать:
– Жена манапа рожает.
– На поляне? – не поверил Баюр.
– В своей юрте. А там… – киргиз глянул на троих сородичей, согнувшихся над чем‑то возле пышущих углей затухающего костерка и сошедшихся головами. – Там бахши гадает, смотрит судьбу.
Ага, понял волхв, на бараньей лопатке, небось. Оглядел разбросанные юрты и возле самой белой, поставленной в отдалении, обнаружил столпотворение. Женщины и мужчины окружили её плотным кольцом, которое колыхалось и двигалось, а также производило говорливые всплески. Очевидно, процесс родов подвергался обсуждению. Внутренность юрты, надо полагать, тоже была забита народом, ибо оттуда то выходили, то втягивались обратно люди.
– А где сам манап?
Торсун принял Доса за поводья, не замечая, как тот зло покосился на него и мотнул башкой, и повёл в сторону, туда, где стояли, пощипывая траву, другие лошадки:
– Садыкбек поехал к мазару, – махнул рукой (Баюр глянул в указанном направлении, но вдали ничего не увидел, кроме лугов и горных хребтов), – в трёх ташах отсюда. Молиться арвахам, чтоб помогли Айгуль разрешиться. Барана взял для жертвы, двоих помощников. Молодая жена. Первый раз рожает… [2]
– И что? Никак? – про себя волхв подумал, что при таком скопище народа у бедняжки могут начаться и спазмы и судороги. Тут скорее помрёшь, чем родишь.
– Да сутки уж мучается.
Тем временем бахши оставил своё чародейство на сотоварищей и прямиком направился в белую юрту.
– Пошли туда, – повернулся за шаманом Торсун.
[1] Номады – кочевники.
[2] Таш – 8 вёрст.
