Темный восход. Левиафан. Книга 1

Первым, кого он встретил, подойдя к главной и самой большой уоки своего племени, раскинувшейся на правом берегу полноводной Мух‑хе‑кан‑не‑так, оказался его лучший друг, беспокойный Демонтин. Он стоял в тени раскидистой пихты, прячась от палящего солнца, и с интересом разглядывал девушек, что стирали белье в реке. Демонтина любили не все, слишком остер на язык вырос младший сын племенного шамана Макхэква. Он не унаследовал от отца провидческого дара, зато никто не мог превзойти его в искусстве владеть словом. Поговаривают даже, что однажды в лунную ночь он уговорил большеглазую деву из племени лесных духов Джо‑га‑ох возлечь с ним.

Источником мифа, само собой, был сам Демонтин, так что в эту историю мало кто верил, зато на переговорах с посланниками других племен сын шамана стоял по левую руку от Гехэджа, сахема племени ганьенгэха, родного племени Кизекочука. А еще Демонтина совсем не зря прозвали Лэнса, что значит «копье», ибо в бою на этом оружии он уступал лишь Кизекочуку.

– Подбирать падаль нехорошо, доблестный Кизекочук! – прокричал Демонтин, увидав друга, впряженного в волокушу, и безошибочно определив ее содержимое по едва уловимому запаху свежего мяса. Странно, но также пахнет кровавый камень.

– Говорят, за такое грозный Хе‑но спускается с озера Эри, – посулил сын шамана. – Чтобы сокрушить череп преступившего обычаи предков своим грозовым молотом!

– Не сомневаюсь, что за подобные обвинения пресветлый Хе‑но также сокрушит твой грязный язык, сын лесного пса! – прокричал Кизекочук в ответ, стараясь не сбивать дыхание. Он уже порядком вымотался, но не хотел давать Демонтину еще один повод для шуток.

– А ты точно сын Гехэджа? – Демонтин состроил гримасу, в его представлении обозначавшую крайнюю степень изумления. – Ибо давно я не слыхал речей, что могли бы сравниться с моими! А ты сказал хорошо, так может статься, что прекрасная в своих годах Тэйпа могла разок‑другой завернуть в хижину Макхэквы…

– Сын падальщика, как смел ты оскорбить мой род! Готовься нести ответ за свои неразумные слова! – Кизекочук бросил волокушу и метнулся к Демонтину, намереваясь свалить его на землю. Демонтин оказался быстр, но недостаточно для того, чтобы увернуться от броска лучшего охотника племени.

Друзья сцепились, как обезумевшие волки, и покатились по земле, поднимая клубы желтой пыли. За Кизекочуком стояли сила и мастерство, и все же он был утомлен охотой и длительным путешествием. Тем не менее, схватка продлилась недолго, Кизекочук сумел вывернуться противнику за спину и взял шею Демонтина в захват, заставив того несколько раз хлопнуть его ладонью по руке, признавая свое поражение. Охотник ослабил хватку, но не выпустил друга.

– Даже если ты прав, пес, – прошипел он на ухо сыну шамана. – Ха‑вень‑ни‑ю свидетель, я не опущусь до того, чтобы назвать тебя своим братом!

Затем он отпустил Демонтина, тот яростно вырвался и сел на четвереньки. Они некоторое время напряженно смотрели друг другу в глаза, тяжело дыша, а потом звонко рассмеялись, как могут смеяться только лучшие друзья.

Демонтин помог другу с волокушей, но когда они пересекали площадь, где располагался овачира Окэмэна, Кизекочук не заметил возле нее своей возлюбленной Витэшны, которая в это время всегда сидела у входа за починкой одежды или шитьем. Демонтин проследил за взглядом друга и улыбка покинула его лицо.

– Что‑то не так, – тихо проговорил он. – Днем твой отец встречался с Окэмэном, я не знаю, о чем они говорили, никто не знает. Но им обоим этот разговор не понравился, а когда Окэмэн остался наедине с дочерью, я слышал плачь, доносившийся из их овачиры.

– Где она? – насторожился Кизекочук. Темное предчувствие холодной змеей скользнуло вдоль позвоночника. Неожиданно перед глазами охотника предстали грубые и жестокие картины, и либо это проделки коварного Ха‑кве‑дет‑гана, либо Демонтин не так далек от истины, предполагая его родство с племенным шаманом…

– Никто не знает, – покачал головой Демонтин, вновь берясь за волокушу, которую Кизекочук непроизвольно выпустил из рук. – Я понимаю, тебе не терпится разобраться с этим, но давай сначала все же дотащим твою добычу до вашей овачиры, где Тэйпа и ее хехьюути займутся мясом и шкурами. Кстати, крупный карибу! Ха‑вень‑ни‑ю к тебе благосклонен…

– Не говори мне о благосклонности богов! – резко оборвал его Кизекочук, вновь хватаясь за волокушу. Мгновение он размышлял, сдвинув брови, затем его лицо смягчилось. – Прости, друг, я был груб. Но я чую неладное. Что‑то темное и злое.

– Пусть Ха‑кве‑дет‑ган идет своей дорогой, – пробормотал Демонтин, осеняя себя охранным знаком. – Но не поддавайся смурным думам попусту, ты еще ничего не знаешь.

– Не знаю, – согласился Кизекочук, изо всех сил делая вид, что все в порядке. «Но боюсь, что просто не хочу знать», – добавил он уже про себя.

Тэйпа встретила сына с распростертыми объятиями, расцеловав в обе щеки. Она всякий раз боялась за него, когда он отправлялся на охоту. Что ж, мать всегда остается матерью, и даже если сын – лучший охотник Пяти племен, для нее он до конца дней будет тем, кто нуждается в защите и обереге.

Она не показала этого, но Кизекочук понял, что женщина что‑то знает. Где‑то в глубине ее глаз он узрел проблеск печали. Он не стал спрашивать ее напрямую, ибо законы предков запрещали лгать родичам, а он не был уверен, что она захочет говорить ему правду. Лучше все узнать у того, кто никогда не отступает и кому Кизекочук верит едва ли не больше, чем самому себе.

Седовласого Гехэджа он нашел у племенного шамана Макхэква. Верно, все в поднебесном мире связано между собой, и боги часто подшучивают над людьми, посылая им знаки, которые те не в состоянии понять. До определенного момента.

– Я уже слышал, что сегодня тебе досталась отменная добыча! – провозгласил Гехэдж, встретив сына у входа в овачиру шамана. Отец улыбнулся, но в его глазах Кизекочук увидел ту же тщательно скрываемую печаль, которую заприметил ранее во взгляде матери. – Рад за тебя, сын, истину говорят в племени – ты не только великий воин, но и великий охотник!

– Благодарю, отец, – Кизекочук пожал предплечье сахема, а потом коснулся своей шеи двумя пальцами правой руки в знак уважения. – Но о моих победах мы поговорим позже. И о твоем умении узнавать все едва ли не раньше, чем это случается, мы тоже обязательно поговорим.

– Когда станешь сахемом, сам научишься этому, – произнес Гехэдж, и не было ясно – шутит он или говорит серьезно.

– Что происходит, отец? – Кизекочук решил, что ритуальных любезностей достаточно. Он был мягок и осторожен лишь с женщинами, с мужчинами – всегда прям и несгибаем, словно копье. За что его и уважали, даже враги из племен анишшинапе. – О чем ты говорил с Окэмэном? Где Витэшна?

Надо отдать Гехэджу должное, на его лице не дрогнул ни один мускул, и ответил он быстро, не раздумывая. Ответил, отлично понимая, что значат эти слова для его сына, будущего сахема могучего племени ганьенгэха. Будущего сахема, который прошел по пути Нима лишь восемнадцать зим и у которого холодное пламя разума, как и положено его возрасту, слишком часто обращается тлеющими угольями под горячими ливнями страстного сердца.

– Витэшна выйдет за Меджедэджика, сына сахема онундагэга, – ровным тоном проговорил Гехэдж. – Нет смысла лгать или скрывать это. Я знаю о ваших чувствах, мы все знаем. Но решение принято.