Теория выбора и случайностей. Часть 2. «Кто есть кто, или Долой маски!»

И вот этот Волк, чьё одобрение и преданную дружбу Ахмедов мечтал заслужить, защищал до хрипоты Алексея Чернова! Чем, интересно, сын Дьявола сумел заслужить такую преданность и такое доверие к себе? Как он умудрился сделать так, что сам Волк им восхищался? Эти вопросы сводили Максимилиана с ума. Он чувствовал себя, как обиженный ребёнок, у которого выхватили из рук его игрушку. Он мечтал, чтобы когда‑нибудь Волк мог так же поручиться за него, что он – хороший.

Макс глубоко и тяжело вздохнул. Что бы ни говорили Ангела и Волк, он не верил, что Алексей Чернов ничего не знает. Пожалуй, его это не сильно беспокоило: в брате он не нуждался. Он и не видел его почти: так, издалека и мельком, а потому никаких братских чувств к этому мужчине не испытывал.

Мысли Ахмедова снова стали путаться, теперь они переплелись в тугой комок, в котором ничего нельзя было разобрать. Единственное, что мужчина чувствовал, так это горечь. Горечь эта осталась от разговора с друзьями. Главной причиной её появления был тот факт, что Ангела и Волк оказались на стороне Алексея Чернова, а не на его. От этого было обидно.

Максимилиан обхватил голову руками и сел, поставив локти на колени. В комнате ему опять слышалась звенящая тишина. Через пару минут её нарушил тихий стук в дверь. Он оглянулся. В дверном проёме стояла Света.

– Здравствуй, Макс.

– Привет.

– Можно войти? Я понимаю, что, наверное, не вовремя…

– Ты всегда приходишь вовремя, – возразил мужчина с едва заметной улыбкой. Она от его слов приободрилась и продолжила:

– Я слышала о вчерашнем разговоре с Ангелой и Волком… Я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду на твоей стороне, даже если ты не прав. Я могу тебе помочь?

Тёмно‑карие глаза долго на женщину смотрели, а потом губы всё‑таки шевельнулись и тихо произнесли три заветных слова:

– Посиди со мной.

Красноволосая вампирша с облегчением улыбнулась и, затворив за собой дверь, вошла в комнату. Она села рядом с Ахмедовым на диван и обняла его. Он положил голову ей на грудь и прикрыл глаза. Её руки крепко и вместе с тем ласково обнимали его. Её губы поцеловали его в макушку. Поцеловали по‑матерински. Теперь тишина казалась Максимилиану доброй, уютной и спокойной.

Связывали ли когда‑нибудь этих двоих иные отношения, кроме дружеских? Нет. Никогда. Было время, когда Макс желал Светлану, но оно прошло, а желанию этому он выхода не дал. Для него Света всегда была чем‑то святым. Он не хотел осквернять её своими прикосновениями и ни разу не позволил себе ничего лишнего. Она напоминала ему его мать, и он уважал её, как не уважал ни одну женщину, кроме своей матери. Их отношения в какой‑то мере напоминали отношения родителя и ребёнка. Роли же частенько менялись: то он был отцом, а она – дочерью, то наоборот. Эти двое были связаны крепкой дружбой, они понимали друг друга без слов.

Света всегда хорошо относилась к Максимилиану, она любила его, как брата, которого у неё никогда не было. Они просто общались, но никогда не делились друг с другом ни тайнами, ни мыслями. А потом вдруг их отношения изменились, хотя они по‑прежнему не обсуждали друг с другом ничего сокровенного. Это случилось после года знакомства. С бизнесом у Макса тогда возникла проблема, но он решал эту проблему в одиночку. Как‑то раз Света вошла в его кабинет – кажется, пыль протереть – и не заметила, что он там сидит на диване. Она попятилась потом, уйти хотела, а он, не поворачивая головы, тихо сказал:

– Не уходи, Света. Посиди со мной.

Она не понимала тогда, какой ему от этого толк, но послушно посидела с ним рядом. С тех пор он часто её об этом просил. Она же вскоре догадалась, что ему требуется поддержка, которую он чувствовал от неё. Потому что мысленно она всегда его поддерживала и хотела помочь.

Сначала она просто сидела рядом с ним, потом начала брать его за руку, а постепенно стала обнимать его и гладить по голове, как сына. Это была их маленькая традиция.

Максимилиан один нёс за всё ответственность, и порой ему становилось тяжело от этого груза, но делить его с кем‑то он не желал. Макс не говорил со Светой о своих проблемах – лишь просил её побыть с ним немного.

Теперь, рядом с ней, всё перестало казаться таким уж страшным. Мысли распутались, и голова больше не болела. И он мог почти равнодушно вспомнить единственный в жизни разговор с отцом.

Ахмедову тогда было года двадцать три или двадцать четыре. Он сидел в комнате, которая заменяла ему кабинет. Был очень занят, разбирался с какими‑то бумагами, и тут зазвонил телефон. Он поспешно взял трубку.

– Ахмедов. Слушаю вас.

– Ну, здравствуй, Максимилиан.

Макс рылся в бумагах, его мысли были заняты другим, поэтому он раздражённо ответил:

– Здравствуйте‑здравствуйте. Говорите – я слушаю вас.

– Не узнаёшь?

– Нет, – с досадой сказал вампир. – Кто это?

– Владимир Чернов.

Вот тут‑то Максимилиан замер. Сначала его бросило в жар, а потом сразу в холод. Его рука с силой вцепилась в телефонную трубку, он медленно встал со стула. И хотя ему хотелось в ужасе вскричать: «Кто?!», он надел на себя маску и медленно пропел:

– Владимир Чернов… Владимир Чернов… Нет, боюсь, это имя мне ни о чём не говорит. Мы знакомы? Напомните мне, пожалуйста.

На том конце провода раздался тихий смех.

– Поздравляю. Неплохой спектакль, сынок. Молодец.

– Ну, спасибо за оценку, папочка. Что‑то нужно от меня?

– Зачем ты приехал в Сибирск?

– Приехал, да и приехал – тебе какое дело? – холодно осведомился Ахмедов.

– Уезжай.

– Это что – приказ?

– Да, приказ.

– Кто ты такой, чтобы мне приказывать?

– Твой отец.

Макс ядовито рассмеялся:

– Неужели? Свои отцовские права, дорогой Владимир Петрович, надо было раньше качать – теперь поздновато. И уезжать отсюда я не собираюсь. Мне нравится этот город. Вдвойне он мне нравится от того, что именно здесь вы заделали меня моей матери.

– Ах, ты…