Теория выбора и случайностей. Часть 2. «Кто есть кто, или Долой маски!»
– Разговор с Владимиром Петровичем. Не твоё родство с ним, конечно! Мы тебя любим, Макс. Ты неправ, и это всё, что мы хотели тебе сказать. Это не значит, что мы перестанем тебя любить. Мы любим тебя по‑прежнему. Ты нам дорог. Мы не хотели тебя оскорбить. Пожалуйста, вернись в гостиную.
– Вряд ли Волк сожалеет.
– Сожалеет, Макс. Вот увидишь. Пойдём.
Ангела потянула его за руку. Нехотя он всё же подался и пошёл за ней.
– И за Люцифера Волку обидно, – продолжила девушка. – И мне – тоже. Я не упрекаю тебя – ты не думай, но ты многое теряешь, лишая себя общения с ним. Он бы тебе понравился. Такие, как он, тебе всегда нравятся: положительные, правильные, потому что сам ты любишь правила нарушать. А Люцифер – правильный. Добрый, положительный, вежливый. Ты, наверное, его стал бы защищать.
– От кого?
– От Владимира Петровича. Да, – задумчиво подтвердила она, – от Владимира Петровича.
Они вошли в гостиную. Там было очень тихо, и лишь редкие вампиры коротко переговаривались между собой. Андрей сидел, склонив голову и упершись локтями в колени. Глаза его были закрыты. Лика и Макс проследовали к диванам. Когда сидение под ведьмой прогнулось, вожак тут же это почувствовал и поднял голову. Взгляды мужчин перекрестились.
– Извини, Макс, – твёрдо сказал Туманов. – Оскорбить тебя я не хотел. Похоже, я перестарался.
Максимилиан кивнул, по‑прежнему глядя Волку в глаза. Тот также взгляда не отводил. Анжелика переводила глаза с одного на другого. Наконец, Ахмедов улыбнулся, прищурившись как‑то хитро. Волк тихо рассмеялся.
– Но это не значит, что я отказываюсь от своего мнения, – заметил Андрей. – Я лишь извиняюсь за оскорбление.
– Другого я от тебя и не ожидал, – усмехнулся вампир.
– Знаешь, Макс, ты можешь упрямствовать, сколько тебе угодно, но подумай, пожалуйста, что ты почувствуешь, если вдруг окажется поздно что‑то менять. Если с Лёшей что‑то случится, а ты потом узнаешь, что был не прав. Будешь ли ты жалеть? По‑моему, нет ничего ужаснее сожалений в конце жизни о том, что ты чего‑то не сделал. Но это твоё дело, конечно. Думай сам…
После этого разговоры в комнате возобновились. Нестерова и Туманов немного поспрашивали своего друга о его единственном разговоре с отцом, о том, как он создавал своё Общество, об отношении его матери к этому, а потом оставили эти темы и перешли к обыкновенным в таких случаях разговорам. Когда через полтора‑два часа гости прощались с хозяевами, вожак стаи крепко пожал Максимилиану руку, а ведьма сказала:
– Доброй ночи, Мефистофель.
Макса это развеселило, и, когда они уходили, он улыбался. А двое друзей покинули здание и сели в машину в каком‑то странном настроении. Оба молчали. Машину водитель на заводил.
– Спасибо, Лика, – еле слышно произнёс Волк и положил голову на руки, покоящиеся на руле.
– Что с тобой, Волк? – воскликнула Лика.
Он помотал головой:
– Ничего. Просто… всё это плохо кончится.
Девушка погладила друга по кудрявой голове и ласково ему улыбнулась, когда он на неё посмотрел.
– Странно слышать такие пессимистичные речи от тебя, Волк. Ты просто устал. Завтра утром встанешь, и всё покажется не таким уж и страшным.
Андрей весело рассмеялся.
– Забавно, что ты меня утешаешь.
– А почему бы нет?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Пожалуй, я и вправду немного устал. От всего устал.
– От чего «всего»? – удивилась ведьма.
– От борьбы с собой.
– А по какому поводу ты с собой борешься?
Туманов усмехнулся, помотал головой и завёл машину.
– Наверное, мне весь день хочется набить кому‑нибудь морду. И я никак не могу решить, кому больше: Владимиру Петровичу или Максу.
Друзья расхохотались и уже в лучшем настроении поехали домой.
Глава 7
Волнение по‑прежнему не оставляло Анжелику. Оно ёрзало внутри каждый день, каждый час, каждую минуту. В какой‑то мере девушка с ним смирилась, но её беспокоило то, по какой причине оно появляется. Она для себя связывала его со всеми невероятными событиями, которые происходили в последнее время с ней и её друзьями, а поэтому ожидала чего‑то ещё в этом же роде, потому как исчезнуть волнение не соизволило.
Ангеле хотелось бы с кем‑нибудь о нём поговорить, но с людьми обсуждать это было невозможно, а с друзьями она не могла. Её самым близким другом был Волк, и именно с ним она всегда могла обсуждать свои мысли и чувства, но на сей раз отчего‑то не делала этого. Ведьма пробовала заговорить о своих ощущениях, но что‑то её в самый последний момент останавливало, словно инстинкт самосохранения.
Римма замечала состояние коллеги, спрашивала о нём, а та лишь улыбалась, отшучивалась. И хотя внутренне убеждала себя в том, что волнение имеет происхождение мистическое, что‑то шептало ей, что она ошибается, что оно принадлежит к какому‑то иному роду. Временами это чувство казалось ей знакомым, но когда она начинала вспоминать, откуда знает его, и была почти у цели, безумный страх останавливал её. А, успокоившись, она снова оказывалась далека от разгадки. При этом девушка испытывала глубокое чувство вины за свою трусость, потому что она почти явственно слышала, как внутренний голос шептал ей: «Ты знаешь ответ, но боишься услышать его. Потому что тогда лишишься своего спокойствия».
Всё это мучило Ангелу, и она не находила себе места. Однако, к радости девушки, она отыскала себе пациента. Теперь её мысли были направлены на предстоящий сеанс, и думать о волнении времени не находилось.
Это был последний пациент в текущем году. Остальных она вылечила ещё до осени, и когда обнаружила, что осталось вылечить лишь одного, стала тянуть время. Ведьма не хотела исчерпать свой лимит задолго до окончания года: без работы ей было скучно, а потому она принялась более придирчиво подбирать последнего пациента. Тех, кого были способны исцелить и другие ведьмы, она отвергала и ждала человека с более серьёзным недугом. И, наконец, нашла мужчину, больного СПИДом, спасти которого было не под силу никому, кроме неё.
Вечером в пятницу они с Волком приехали к тому домой, где Анжелика и восстановила его иммунную систему, почти не испытав боли, но потратив много энергии. Как и всегда, девушка отключилась. В себя она пришла ночью.