Территория спецназа

– Ничего страшного. Когда‑то и я бросил все, чтобы начать новую жизнь. А мне прочили большое будущее в науке. Как видите, ни о чем не сожалею. К тому же вы молоды и красивы. Вам все козыри в руки… Конечно, я вас не тороплю с ответом. День‑два у вас есть.

– Я подумаю над вашим предложением, – уже заранее зная ответ, произнесла молодая женщина.

– Вот и отлично. Надеюсь, вы примете правильное решение. И не станете потом жалеть о неиспользованном шансе.

Продолжая вести экскурсию, Маша уже размышляла о перспективах, которые откроет перед ней ее новая работа помощника советника посла по культуре при российском посольстве в Афганистане. Для молодой женщины, работавшей в Казанском музее, это, конечно же, был головокружительный взлет карьеры, единственная возможность изучить культуру Востока не по книгам, а «вживую»…

– Извините, а к какой школе златоткачества принадлежит это старинное покрывало? – прервал ее мысли один из западных дипломатов.

– Исфаханская школа, пятнадцатый век… Редкое явление, когда в золотом шитье в орнаментах просматриваются не только растительные мотивы, но и стилизованные под цветы рыбы.

Взгляд хранительницы неожиданно остановился на одном из афганских музыкантов, который уже освободился и теперь неторопливо ходил по залу, делая снимки небольшим цифровым фотоаппаратом. Его движения были настолько осторожны, что охрана ничего не замечала. К тому же фотоаппарат щелкал бесшумно и без вспышки. Наверное, если бы не острая наблюдательность Маши, выработавшаяся у нее за годы работы в Казанском музее, «фотограф» так бы и остался незамеченным.

– Прошу извинить, мне надо срочно отойти. Надеюсь, что все интересующие вас сведения об экспонатах вы отыщете в комментариях к буклету. Если же заинтересует еще что‑то – обращайтесь, – ответила дипломату хранительница и быстрым шагом направилась к излишне любопытному музыканту.

– Вы ознакомлены с правилами выставки? – по‑английски спросила Мариам как раз в тот момент, когда афганец готовился сделать очередной снимок, и тут же повторила вопрос по‑арабски.

Мужчина застыл на месте, словно его застукали за воровством продуктов в супермаркете. Его наголо выбритый затылок моментально покрылся потом. В глазах мусульманина вдобавок ко всему читалось непонимание: женщина, по его мировоззрению, просто не могла первой обратиться к мужчине. Если, конечно, он не был ее отцом, братом или мужем. К тому же наверняка его переклинило от одного и того же вопроса, заданного на двух языках.

– Да, – прозвучало тихо и невнятно.

– Тогда почему вы их нарушаете?

– Приношу глубочайшие извинения. – Мужчина медленно повернулся к Мариам лицом, по‑английски он говорил вполне сносно.

Маленькие черные глазки, которые, казалось, вот‑вот исчезнут за длинной челкой, постоянно бегали из стороны в сторону. Толстые губы, еле выглядывающие из‑за густой короткой бороды, немного дрожали. Было видно, что мужчина нервничает, хотя и пытается это скрыть.

«Такое ощущение, что он сейчас бросится убегать, – мелькнуло в голове у Марии, – даже как‑то жалко его. Проступок невелик, но таковы правила».

– Дайте мне на минутку свой фотоаппарат.

Мужчина тут же выполнил требование сотрудницы выставки.

– Я думал, что запрет не такой строгий и не распространяется на любительские съемки.

– У вас в памяти аппарата только снимки с выставки?

– Нет, но можете уничтожить все. Так будет быстрее.

Мария быстро стерла все снимки, записанные на флеш‑карте фотоаппарата, и вернула его бородачу.

– Будь на моем месте охранник, он давно бы уже выпроводил вас на улицу.

– Большое вам спасибо, – перевел дух мужчина, поняв, что он еще легко отделался. – Кстати, меня зовут Наджибул Бурталава. Я преподаватель истории… – говоривший замялся, – одного из провинциальных университетов.

Женщина списала расплывчатый ответ на волнение и представилась:

– Мариам Воронцова, хранительница Казанского музея, того самого, экспонаты которого вы только что фотографировали, – саркастически заметила она, – кстати, можно узнать, почему университетский преподаватель истории играет в одной группе с музыкантами? Если не хотите, можете не отвечать. Мне просто любопытно.

Мужчина ухмыльнулся – на его лице не осталось и следа от волнения.

– Игра на домбре – мое хобби и моя вторая работа. Каждый месяц мы с товарищами ездим с гастролями по городам Афганистана, зарабатываем деньги. Ведь на одну зарплату преподавателя семью не прокормишь. Другое дело – у вас, в Европе.

– У нас в России с зарплатами тоже не ахти, особенно преподавательскими, – ответила женщина и протянула бородачу буклет, – берите, тут фотографии всех экспонатов. Так что можете не переживать, что я удалила ваши снимки. Просто право на распространение изображений раритетов на территории Афганистана мы передали вашему Министерству культуры. Приходится соблюдать договоренность.

Безобидное лицо профессора, которое еще мгновение назад вызывало жалость, стало вдруг напряженным.

– Это возмутительно! – рассматривая портрет российского востоковеда на последней странице буклета, захлебываясь слюной, приговаривал бородач, – вы, как я понимаю, мусульманка и должны знать, что изображения людей и животных в исламе запрещены.

– Я только писала некоторые тексты и составляла каталог, – спокойно ответила женщина, – а сам буклет печатался в Твери. Скорее всего оформитель не потрудился учесть эту тонкость. Экспонаты хоть и имеют отношение к религии, но выставка – мероприятие светское.

– Это… Это… – Бородач не находил нужных слов.

«Странный он какой‑то… Для преподавателя в светском учебном заведении слишком ортодоксален».

Неожиданно раздался слабо различимый шум, исходивший то ли снизу, то ли из‑за стен. Разобрать откуда было невозможно. Присутствующие в зале гости стихли, прислушиваясь к нарастающему шуму, медленно переходящему в гул. Казалось, что неподалеку от здания заходит на посадку большой авиалайнер.

– Землетрясение, – только и успел крикнуть преподаватель истории и со всех ног побежал к выходу.

В зале началась всеобщая паника. Толкая друг друга, люди бежали на улицу. Поскольку единственной женщиной на всю выставку была только Мариам, а она бросилась в глубь здания искать своего сына, то мужчины повели себя совершенно не по‑джентльменски, пихая и отталкивая друг друга на пути к выходу. Стены и пол вибрировали, посыпалась на пол штукатурка. Здание сотрясало, как отсек транспортного самолета, попавшего в восходящий поток воздуха.

Даже охранники, которые по логике вещей должны были успокаивать людей и организованно выводить их на улицу, сами спасались бегством. Лишь Баренцев да директор Казанского музея стояли в оцепенении, не отрывая глаз от исламских манускриптов и кисв. Желание покинуть сотрясаемое подземными толчками здание, которое в любое мгновение могло сложиться как карточный домик, было велико, но должности заставляли подумать об экспонатах и о людях.