Точка бифуркации. Повесть
Дни напролет
В одиночестве на холме
В маске глупца он сидит, как будто во сне.
Кто он, не знают, однако считают его глупцом,
А он не проронит ни слова.
Проходят века,
И дурак на горе
Вселенскую круговерть
Созерцает всегда свысока.
Там он стоит
Среди облаков
С сердцем, растерзанным тысячей слов;
О чем? – люди даже знать не хотят.
А он только рад.
Он? Дурак на горе!
Он, прищурив глаза,
Сквозь вечерний закат
Миру смеется в лицо.
Дни напролет
В одиночестве на холме
В маске глупца он сидит, как будто во сне.
И к людям не спустится, а тем и не до него.
В лице его нет перемен –
Он дурак на горе.
Он, прищурив глаза,
Сквозь восход и закат
Миру смеется в лицо.
Дни напролет
В одиночестве на холме
В маске глупца он сидит, как будто во сне.
И там, наверху, он смотрит и видит внизу глупцов,
А этого те не прощают.
И значит, вечен, пока
Солнце прячется в ночь
И вертится мир,
Дурак на горе.
О господи! Да ведь это о нем! И мне становится понятным в Максиме то, что надежно спрятано от других за его ядовитым сарказмом, – вселенское одиночество и отчаянная смелость человека, созданного быть не таким, как все. В эту минуту мне хочется заслонить его от всего мира и сказать что‑то очень, очень важное, о том, что больше он не один, что мое сердце бьется рядом и отзывается на каждый стук его сердца и что так будет всегда. Но стоит мне оторвать глаза от листка и посмотреть на него, как я понимаю, что слова не нужны: он чувствует и хочет сказать мне то же самое.
Значит, теперь мы сидим на горе вдвоем…
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀х х х
А ведь я впервые увидела Максима именно здесь – в научке… После мучительной абитуры, тяжелых экзаменов, хлопотного зачисления на первый курс наступила краткая и веселая пора общежитских вечеринок, где наша новоиспеченная группа запойно и дружно праздновала поступление в один из старейших вузов Сибири: именно в этот год Томскому университету исполнилось сто лет! Половину группы составили томичи, которые охотно зависали с нами в общежитии. В итоге все перетусовались и пришли на первое занятие дружной командой первокурсников. Но Максим никогда не появлялся на наших вечеринках, и поэтому мы не были знакомы до того самого дня, когда я впервые переступила порог библиотеки. В тот день я заказала увесистую стопку книг согласно огромным спискам литературы для обязательного прочтения (эти списки сразу же стали для меня настоящим кошмаром) и погрузилась в чтение с головой, отключившись от всего происходящего.
Очнулась я оттого, что кто‑то взял с моего стола раскрытую книгу. Я подняла голову и увидела роковую женщину нашей группы – громкоголосую, пышногрудую, знойную брюнетку Сашку (по совместительству мою соседку по комнате) и незнакомого молодого человека, который внимательно изучал последнюю страницу обложки. При этом они бегло обменивались фразами на английском. Позже я узнала, что многие студенты, окончившие языковые спецшколы, частенько болтали между собой «на языке», просто так, для практики. Но в тот момент это озадачило меня настолько, что я молча и достаточно неприветливо уставилась на непрошеных гостей. Я не понимала ни слова, но чувствовала, что их разговор касается меня.
– Александра, ты, разумеется, знаешь, кто эта девушка?
– И ты бы знал, если бы хоть иногда на лекции ходил, – наша одногруппница.
– Она читает «Мастера и Маргариту»… И так увлеченно – неужели впервые?
– А ты думаешь, они это в своей деревне по литературе проходили?!
– Тогда я ей искренне завидую. Откуда она?
– Тебе лучше не знать… Такие дыры на карте не значатся.
– Какие необычные глаза! И она уже начинает сердиться. Похоже, я сейчас получу за свою бесцеремонность.
– Похоже, кое‑кто западает на провинциалок.
– Осмелюсь заметить, в них нет фальши. В отличие от других.
Рассерженно фыркнув, Сашка уже собралась нанести ответный удар, но ее окликнули ребята за соседним столом. Она отвернулась от своего собеседника так резко, что подол ее длинной юбки завихрился вокруг ног, и мгновенно переметнулась к компании соседей. Все произошло так стремительно, что я едва успела подхватить попавшие в воздушную воронку листы со списками. Однако ее спутник не уходил. Мы молча смотрели друг на друга.
