Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия
Юродивый довёз на санях молодых до дома и поехал дальше:
– Э‑ге‑ге! Кони мои! Но! Пошёл Гордый! (И умчали сани с Юродивым в центр Тарусы.)
Остаток Рождественской ночи Поэт и Мэри, счастливые, провели в постели. Шампанское, пицца, секс и кино. А утром спать им совсем не хотелось – играли в жмурки, бегали по всему дому, смеялись и лежали в обнимку в ванне, Мэри курила, Поэт, глядя на потолок, читай ей стихи, а она его целовала везде.
Вышли из ванной, и Мэри спросила:
– Я мокрая? Смотри – на мне много капель.
– Влага на женском теле, что роса на лепестках нежных роз.
– Откуда это?
– Нежная грусть Лао‑Цзы.
– А я хочу смеяться! Я сегодня должна была гулять по Милану!
Поэт не ответил, поцелуями выпил капли с её плеч и груди, завернул Мэри в махровый халат и бережно понёс её на постель:
– Что ты делаешь со мной?
Поэт в ответ нежно целовал её на руках и понёс на постель:
– Ты мой праздник, любимая! Я люблю тебя.
– Громче скажи.
– Укушу сейчас в жопу!
– А‑ха‑ха‑ха! Обожаю тебя… До закрытия моих глаз осталось две секунды… одна…
Глава 11
Постник и бесы
Через Тарусу из Москвы ехал молодой послушник по имени Постник, стажёр в монахи. Послушание его было простое – в глухомани дальней храм штукатурить и красить, ибо больше ни на что он был не пригоден, даже будильником быть не мог – вечно летал в облаках. И вот с оказией он заехал к Юродивому в гости, сам был родом из Тарусы. Пили чай с карамельками, обсудили все новости и пошли от дома Юродивого в храм. По пути Постник пожаловался Юродивому на свою жизнь, рассказывал о послушании трудном, о том, что направили его ремонтировать храм, штукатурить (ибо больше он ничего не умеет), а если храм не будет к сроку готов, то Отец Настоятель навечно отдаст его в дворники или выгонит вон.
– Как же мне всё надоело! Целый год я послушник, и весь год пощусь, мясо не ем, несу послушание, а Благодать не идёт ко мне. Весь год встаю в пять утра и весь день храм штукатурю. И так мне что‑то стало плохо намедни и тяжко, печально и грустно! Устал я. Надоело мне всё, надоело без конца расписывать храм – всё равно не успеем, ничего не получится! Неблагодатный там храм! Всё рассыпается! А мне хочется есть до отвала колбаски вкусной и вставать как все люди. Ужас как хочется вкусного сала! Но денег нет у меня. А ведь это всё вы виноваты! Всё ты и Поэт! Это вы говорили мне, что раз в монахи пошёл, то продай всё! И раздай бедным родственникам! И теперь денег нет у меня! Да, это всё ты, Юродивый, и Поэт виноваты, зря я всё распродал и раздал бедным родственникам целый миллион. А квартиру сестре совсем задаром отдал!
Вот Поэт понятно – он дитя Бога, он Ангелов видит, и в нём Благодать, а ко мне Благодать не идёт. Плохо мне, брат Юродивый, и денег нет, а хочется вкусного сала и колбаски копчёной купить, «Брауншвейгской», или «Свиной», или варёной «Телячьей», тонко‑тонко нарезать кружочками и наесться до отвала, или можно полукопчёной с хлебушком слопать немерено. Да что там, хотя бы варёной откушать, пузо набить! А ещё накупил бы я себе вкусного окорока, с лучком и хлебушком да со сладким чаем горячим, мм‑м… Устал я работать, ох, и много работаю, храм штукатурю, пощусь целый год, а всё никак – нет мне радости! Отчаялся! Нет смысла его штукатурить. И Благодать совсем не идёт. Нет, нет, не идёт. Бросить всё надо! А колбаса копчёная мне даже ночью снится в последнее время, я вкус её ощущаю во рту, и запах меня манящий преследует, хоть в магазины не заходи. Как я вам завидую! Эх, купил бы себе вкусного, а денег‑то нема у меня. И нет мне колбаски – всё как есть распродал год назад. Если бы не вы, у меня деньги были бы… Мой миллион!
Юродивый остановился как громом поражённый и возмущённо толкнул Постника:
– Стоп! Я и брат Поэт виноваты, что у тебя нет колбасы? Варёно‑копчёной? Говоришь, что это мы тебя заставили всё распродать и в монахи пойти?
– А кто же? Где мой миллион? Нету! (Остановился у магазина как вкопанный.) Колбасу хочу до погибели! Мм‑м? (Закрыл глаза и носом повёл.) Кол‑ба‑са‑а‑а.
– Стой, Постник! Какая ещё колбаса? Разве не жадность тебя губит сейчас? Да ты умом тронулся, брат! А Благодать ты из‑за жадности не видишь! От жадности и зависти всё! Бесы в тебе! Ты бесов пустил.
– Что ты?
– Храм хочешь бросить!
– Что ты?
– И штукатурить не хочешь!
– Я хочу колбасы! Я устал штукатурить! А что денег нема, но так это же правда! Юродивый? Правда же, это вы виноваты. Были бы деньги – я бы зажил в своё удовольствие! Я бы наелся…
– Не узнаю тебя, брат! Постник, ты ли это? Тебя бесы жрут! Поедом жрут, как колбасу. Смотри – они жрут тебя! Храм хочешь бросить?
Постник обернулся, Юродивый крепко схватил его, повернул в сторону храма и потащил.
– А‑а‑а! Куда ты меня тащишь? А?
– Пошли, пошли, Постник… Эй, Поэт!
– Привет, братья!
– Постник говорит, это мы виноваты с тобой, что он всё имущество распродал и деньги на милость раздал! Денег нет у него, а колбаса ему снится! Вот, смотри, Поэт, на него, дурака, говорит – страдает и мучается, что храм штукатурит, постится и не ест колбасы. И самое главное, что нет ему Благодати божественной. Нас обвиняет!
– Нас обвиняет? Меня?
– Я только колбаски купить… Вот бы денег обратно мне миллион. Это из‑за вас я все деньги раздал.
– Поэт, слышишь, лопочет чего – тебя обвиняет, ты виноват! Завидует Благодати твоей! Нас обвиняет. Мы виноваты, что он деньги раздал! И колбасу не пожрал!
– Пусть побожится, что я виноват! Постник, сейчас в храме перед Господом Богом Иисусом Христом ты будешь божиться, Иуда! И если я виноват, то я всё тебе отдам до рубля!
– Ей, Господи, вместе, Поэт, отдадим всё, до рубля! Я, Юродивый, сдам в аренду квартиру в Москве и деньги отдам. Я там всё равно не живу. Слышишь, Постник? Всё отдадим! До рубля!
– А? Что? Всё отдадите?
