Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

– И будьте, как я, нищие души! Призовём Дух Святый и наполним святым блаженством нищие души свои. Ей же, ей! И чтобы все покаялись и поняли – нищие души жаждут блаженства! И жаждут Святой Благода‑а‑а‑а‑ти божественной! Свят! Свят Саваоф! Свят! Свят, Истина ты! Свят, Свят Святой Дух и мой Господин…

Юродивый крестился и громко призывал художников к покаянию, а потом сказал:

– Нельзя без благословения! Молодой?

– Что?

– Есть у тебя телефон отца‑настоятеля – надо благословение получить на совместное покаяние в храме?

– А отец как уехал, отключён его телефон – соборует праведника. Что же нам делать?

– Архимандриту звони!

– Не отвечает его телефон. А других телефонов у нас нет. А хотя есть – телефон Митрополита. Но звонить я не буду.

Поэт воскликнул:

– Значит, звоним ему! Диктуйте номер.

– А вы что, не боитесь звонить Митрополиту? Я вот его сильно боюсь! Очень он строгий у нас!

– Если я у Бога просил, то после Бога не зазорно и у Митрополита просить. Диктуй телефон!

Поэт звонил Митрополиту, представился и просил благословение на покаянную молитву всем миром художников в недорасписанном храме. Все молчали, затаив дыхание. Поэт поговорил и ещё попросил Митрополита помолиться за ны, а затем замолчал и смотрел в небо, слушал его.

Поэта тихо спросили:

– Ну как?

– Всепреосвященный дал своё благословение на покаянную молитву.

– Ох!

– А что сказал‑то ещё?

– Помолится с нами на расстоянии.

Народ выдохнул в изумлении и радостно добавил:

– Ох! Хорошо‑о‑о‑то!

– Под защитой его!

А Поэт звонил ещё кому‑то и священникам и очень просил их на расстоянии помолиться с ним и художниками за прощенье грехов. Затем отдал телефон, обернулся и позвал:

– Постник? Где Постник?

– Здесь я. (Постник подошёл с кадилом в руках.)

– Пока мы с Юродивым пойдём омоемся, ты, брат, с кадилом счастливым каждение тщательно делай и с девушками в храме начинай петь негромко, храм намаливай, брат, и Всевышнему пой. Я не знаю, что будет сегодня, но куда Бог меня поведёт, туда и пойдём.

– А что петь нам, Поэт?

– Пой, что душа пожелает твоя, намаливайте, славьте Господа Бога и Царицу Небесную всею душою. Вспомни, как, бывало, мы с Иереем молились.

– Я и псалмы буду петь.

– Пой псалмы, пока не начнём.

Подошли староста и сторож:

– Ковёр постелили, свечи принесли, что дальше‑то?

Поэт показал им свои грязные руки, которыми менял колесо.

– Ведите нас двоих, грязных, в баню, омоемся.

– А может, просто вы все руки помоете? Вон там у нас туалет тёплый, раковина.

– Нет, перед смертью надо омыться.

– Ну и шутки у вас!

– А мне не до шуток. В баню веди!

В бане Поэт и Юродивый отмылись от пота и грязи дорожной, немного посидели в парной, окатились водой, а затем Поэт на чистое тело надел свой Крест и жетон с Богородицей, надел штаны, белую рубаху с крестами, ботинки и шапку. От него валил пар. Вдвоём с Юродивым в чистом пошли в храм прямо по улице (по морозу). Монах с женщинами и художники вышли встречать их. Поэт перед дверями в храм поклонился всему миру и серьёзно сказал:

– Простите, православные!

Постник ответил:

– Бог нас простит.

– Все сегодня были на Литургии?

– Все! – хором ответили художники.

– Все причащались святыми Дарами?

– Все!

И сказал всем Поэт:

– Слушайте, грешные. Как много в вас говна в животах, от которого вы каждый день избавляетесь, так и грехов в вашей жизни полно, и надо от них избавляться! Перед лицом Господа искренне покаяться всем, грязь не утаивая! Слышно меня? Так слушайте, грешные! Вон там, в алтаре, на святом престоле стоит священная чаша Христа с телом и кровью Христовой. И Ангелы с Литургии пребывают ещё с ней в алтаре, но Благодать к вам никак не идёт, потому что грехи ваши, грязные и тяжкие, и обманы ваши её не пускают! Все, кто причащался, всем миром обратно идём на молебен – каяться перед Господом Богом и просить Благодать! Сейчас войдём в божий храм, и что будет дальше – знает только Господь. Как на молебне, все встали за мной и истово молимся, каемся, грешные, и смотрим в сердце своё, ибо в вас уже есть кровь и тело Христа, и Чаша Христа стоит на алтаре, и Ангелы там же! Каемся все, чтобы Бог нас простил и послал Благодать. В самое сердце зовём Утешителя! Зовём, пока не почувствуете Ангелов Благодати Отца Вседержителя. Все поняли, все?! (Художники и женщины дружно кивнули.) Митрополит с нами, за нас, грешных, молится! А теперь (тишина полная) на Голгофу идём умирать.

Поэт упал на колени перед дверями:

– Господи! Ты любишь меня! Прости же меня, дерзкого, прости меня, блудного, я же, грешный, окаянный, вернулся к Тебе. К Твоим ногам припадаю и обнимаю Тебя – открой двери мне. Открой!

Открылись двери. Поэт встал и крикнул:

– Кидай, братья, шапки на паперть! Ей, Господи! Ей, мы идём к Тебе каяться! И Тебе поклоняемся. (Первым кинул шапку, и перекрестился, и поклонился ещё раз божьему храму.) С Богом, пошли! Я иду Умирать!

Все вошли в храм. Три молодые девушки и Мэри встали в боковом нефе, а мужчины впереди, в центральном нефе, встали полукругом, все сосредоточенно перекрестились. Ладан курился, свечи горели. Монах махнул рукой и начал дирижировать. Все по команде его запели молитву:

– Царю небесный, Утешителю, душе истины, иже везде сый и вся исполняя, все поклоняемый, Сокровище благих и жизни Подателю, приди и вселися в ны, и избави ны от всякой скверны греховной, и спаси, Блаже, души на‑а‑аши.