Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия
Поэт и Мэри пошли в обнимку по набережной в Парк Горького. Везде музыка, шум, смех, молодёжь. У Мэри от выпитого шампанского стал чуть косить один глаз, и она стала ещё более смешной и беззащитной. Поэт влюбился отчаянно, глаза целовали быстрее рта:
– Я хочу тебя!
Он смотрел на неё, приставал, целовал, а она смеялась и говорила:
– Нет–нет! И даже не надейся, минета не будет.
– А‑ха‑ха!
Но в этот момент она сама очень сильно хотела, чтобы он не сдавался. И, упрямый, красивый, любил только её!
– Нет, нет, Поэт! А‑ха‑ха‑ха!
– Ты выпить не хочешь?
– Что? Секс? Что я не хочу?
– Выпить шампанское! Саксофон, танго и блюз?
– О Боже! Прекрасно!
Поэт повёл Мэри в центр Парка, в ресторане на пруду они купили ещё бутылку шампанского и танцевали под музыку блюз.
– Поэт, а ты хорошо танцуешь.
Тихо звучал саксофон, Поэт гладил Мэри по волосам, а она прильнула к его плечу. Поэт то отпускал партнёршу на вытянутую руку, то нежно прижимал к себе, глядя ей прямо в глаза. Мэри была очень красивая и танцевала эффектно (сексуально двигала бёдрами). А затем они сидели за столиком напротив Голицынского большого пруда:
– Мэри, ты мне очень… кх… нравишься. М‑м?
– Но, помилуй, Поэт, это не причиняет мне никакого волнения, я говорю тебе – ты публично должен встать на колени передо мной и признаться в любви, так пишут в романах.
– Что?
– А‑ха‑ха! Как же ты сочиняешь стихи?
– Стихи? А‑ах, стихи – я составляю план жизни на год и в конце пишу – умереть на груди любимой Мэри. Это поможет мне роман тебе сочинить.
– Ты шутишь?
– У каждого в голове свой театр, в котором разыгрываются комедии, трагедии и мелодрамы, и надо заставить себя всё положить на бумагу.
– И всё? А как же мечты?
– Ха! Мечты обязательно! Знай, Мэри, мои мечты круче космоса! Я многое могу!
– Какие амбиции! Ты явно сумасшедший и наглый. Но мне это нравится.
– По секрету скажу – у тебя самые сладкие щёчки. И я уже мечтаю.
– О, мои щёки горят! Пожалуйста, забери меня в свои мечты, пожалуйста, Поэт, хотя бы на миг…
Она не договорила, её прервал поцелуй. Крепкие объятия, страстные губы, и она поняла – он любит её! Словно шоколад, она таяла в его сильных руках. Хорошо, когда тебя сильно любят и говорят о любви. Незабываемый вечер! Мэри было приятно и весело.
– Но всё же, Поэт, как к тебе муза приходит?
– Что? А‑ха‑ха! Муза?
– Пожалуй, мне это важно.
– Хм. Это, м‑м‑м, как крик души, всплеск эмоций внутри. Долго мучаешься, а потом словно молнии с неба входят в голову и накрывают – так рождаются строчки.
– А мне? Как мне вызвать музу? Я тоже хочу сочинять!
– Ха, музу вызвать! Для тебя это будет красивый Муз на час или два. Всё так же – молишься, впадаешь в мистический транс, душа всколыхнулась и мысли пошли.
– А как это «впадаешь»? Объясни мне, девочке, на примере, мне интересно.
– Для примера, балбеска, готовишься как на свидание, всё то же самое. Представь – вот–вот, и я в двери войду, а ты быстро – причёска, шикарное бельё, макияж, красивое платье, каблуки, посмотрела в зеркало, пошептала молитву, и всё, ждёшь поцелуя.
– О да, я надела шикарное бельё.
– Лучше б сняла.
– И я жду поцелуя.
Она закрыла глаза, и снова пошли поцелуи‑объятья…
После ресторана на пруду они медленно пошли вверх парка на Ленинский проспект. Было выпито много шампанского и сказано много слов о любви. И Мэри поняла, что от избытка чувств скоро упадёт:
– Надо вызвать мой лимузин, мне пора домой. Спасибо! Незабываемый вечер, Поэт.
– Да, хороший и тёплый вечер.
– И я уже пьяная?
– У тебя глаз окосел.
– Да, а‑ха‑ха, очень весело было, но больше на каблуках я идти не могу.
– Иди сюда, сладкая.
Поэт взял и понёс её на руках.
– О, прекрасно! А сколько ты можешь выпить за вечер?
– Чтобы весело? Бутылку водки (поэт зевнул от вопроса).
– А чтобы быть пьяным совсем?
– Литр, но утром будет жуткое похмелье.
– Литр? Ого! Ты очень русский.
– Всё, ловим такси и не будем ждать твой лимузин. Я хочу тебя. Жажду тебя!
– Кажется, меня любят? М‑м? Но я ещё не люблю тебя. Вернее, немного люблю, ты такой красивый и сильный, что кружится моя голова. Ах, целуй же меня. А‑ха‑ха‑ха, смелее‑смелее! А‑ха‑ха, а в Европе меня никто на руках не носил.
На Ленинском проспекте Мэри на руках Поэта протянула ножку, и остановилось такси. Счастливая, она засмеялась. Поэт посадил Мэри в такси, сел рядом и по‑хозяйски положил руки на её ноги:
– А ножки у тебя очень красивые.
– А‑ха‑ха! О да, даже через сто лет в целлюлите они будут прекрасными, если любишь меня. Baciami – сладкий поцелуй в меня. О‑о, замечательно!
Поздно ночью они вернулись в Сити. И в вестибюле Поэт купил цветы, встал торжественно на колено и признался в любви:
– Мэри! Я люблю тебя со всей страстью поэта и прошу принять мою руку и сердце.
– А‑ха‑ха, как серьёзно! Я согласна! О мамма мия, поэт на колене, что это? Кино? Но как же наш общий роман? А‑ха‑ха! О‑о‑о, я хочу пить!
