Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия
И он крепко обнял её. Положил руки ей на живот, и тут всё – рухнула вся надменная девичья крепость её. Сильная страсть, охи‑вздохи, постель и любовь! Словно голодные, накинулись они друг на друга в порыве любви, он рвал на ней одежду, а она стащила с него майку и семейные трусы, а джинсы сам успел снять. Искры летели, раздавались крики и стоны, и они, ненасытные, упивались друг другом.
С поцелуями у Мэри в голове мысли проносились как молнии:
«О, Поэт, красавец! Такой высокий и сильный… нежно целует меня! Он шепчет, что любит меня! Я самая лучшая, я желанная и сумасшедшая, ох, каждый его поцелуй сводит меня с ума, и мне это нравится, нравится, нравится! Он завоевал меня, и я ему отдалась! И волны страсти, любви, нежности и желания проходят по мне! Я обнимаю его за шею, за плечи, а он целует меня! Мы сливаемся в экстазе любви и нежности. Нас тянет друг к другу! Я проваливаюсь в него, глубоко! Я хочу его любовь! Поэта! Я хочу, хочу, чтобы он вошёл в меня, а я в его сердце, в любви его, и мне это нравится, нравится, нравится…»
И Бабочки её взмыли вверх! И конвульсии экстаза нахлынули волна за волной! Ах! Потрясающе, дивно, божественно! И Мэри кричала от счастья! Самые счастливые минуты за… несколько лет.
Усталая и радостная, распласталась она на кровати, шумно дыша, и прошептала:
– Ох.
– Что? Что ты сказала?
– Абсолютно счастливая! Спасибо, милый! Со мной так впервые, Поэт, я счастлива в постели с тобой, божественный секс, ни с чем не сравнимый, до судорог! Я окунулась в тебя с головой, и меня унесло. О Боже, я теперь знаю, что такое любовь и улёт! А‑ха‑ха‑ха.
– Что?
– Иди же ко мне! Я снова хочу тебя. Ты мой бесконечный прекрасный оргазм!
Через три часа Мэри позвонила охраннику, и лимузин уехал в Москву без неё.
Весь день они были вместе и практически не выходили из дома, только постель и любовь, страстный секс и красивая музыка. Ночью она спала в его рубашке. Утро. День. И снова – любимые фильмы, секс, поцелуи. Он заставлял, и она с радостью надевала шикарное белье и вальяжно, горделиво прогуливалась под музыку по дому мимо него – одна, с цветами или с бокалом вина, рассказывала ему про искусство. А он с бокалом вина или чашкой чая слушал и смотрел на неё, как она танцевала, ходила, целовала его, говорила, облизывала свои губы и его пальцы. Восхитительная, элегантная девушка! Мэри электризовала и возбуждала Поэта. А‑ха‑ха! Она умела под музыку заразительно смеяться и танцевать даже лёжа в постели. За миг до поцелуя она кончиком языка проводила по его верхней губе и целовала Поэта. И они были счастливы! Их накрывала любовь. А после она лежала на нём, обхватив руками‑ногами, и Поэт нежно гладил её и тихо шептал о любви. Мэри была абсолютно счастлива. Сбылась её мечта – лежать на сильном, любимом мужчине, уткнуться в него, блаженствовать и наслаждаться в объятьях:
– Поэт, а у тебя есть чашки кофейные для левшей, а ещё ложки? Вилки, сковородки, тарелки для левшей?
– У меня чашки подходят всем: и правшам, и левшам.
– Это хорошо. Я буду готовить, мы, итальянки, помешаны на вкусной и красивой еде, я знаю сотни рецептов. А у меня в Лондоне есть всё для левшей! Вот, я крутая, как Леонардо да Винчи! У меня есть правая и левая ручка, и я могу рисовать и писать два письма одновременно, левой и правой рукой. Зеркально!
– А‑ха‑ха! А зачем два письма одновременно зеркально?
– Да я обожаю дурачиться! М‑м, а что?
– Ха‑ха, я тебя такую люблю.
Вечером Мэри, голая, завернувшись в одеяло с огромным шлейфом, выходила на террасу покурить, и, глядя на городок на холмах, сказала Поэту:
– Так ты здесь живёшь и мечтаешь? Хаоса мало.
Поэт был очаровал Мэри, завёрнутой в его огромное разноцветное одеяло, он смотрел на неё, открыв от восхищения рот.
– Да, я пишу здесь стихи.
– Мило здесь, тихо, и много старины, я думала, будет хуже.
– Что хуже?
– Что я увижу твой кабинет поэта, похожий на мастерскую Френсиса Бекона, но оказалось всё прилично, добротно и строго. Только не убрано, и везде пыль.
– Какая пыль? Мэри, берёшь тряпку и вытираешь, и не надо меня тыкать в пыль!
– Ха‑ха.
– Тебя смущает тишина Тарусы?
– О да! Я привыкла к шуму Милана и к полному хаосу Рима, их вечному хаосу дня.
– Мэри, а ты добрая?
– Это к чему?
– Людей делю не по цвету кожи и национальности, а на плохих и хороших.
– Я очень хорошая. Я была волонтёром в Нью‑Йорке.
– Волонтёром?
– Да, волонтёром – гидом на выставках. Студенткой сопровождала слепых и полуслепых инвалидов, рассказывала об экспозиции. Самое трудное – это рассказывать о цвете картин и скульптур, а самое лёгкое – проводить в туалет или в кафе. Вопросы будут ещё?
– Нет вопросов, оставайся со мной.
– Решено, я остаюсь! (И махнула загадочно своей сигареткой на всю округу). Я наведу здесь порядок и беспорядок великолепного хаоса.
– Великолепный хаос?
– Ага!
Глава 3
Compleanno! Наливайте Шампанского
Уром Поэт помолился и пошёл в Храм на службу, и вместе с диаконом со ступени амвона пел «Символ Веры» народу.
По пути домой из храма он встретил Злую тётку (бывшую кондукторшу), которая перегородила ему дорогу:
– Стой! Постой, тебе говорю! Ты чего это, Поэт, моему сыну наговорил?! Как ты смел?
– Хм, он сам пришёл вместе с женой, сказал, что проблемы, и молиться просил за него.
– И что ты ему сказал?!
– В храм сходить, в грехах исповедоваться, причаститься и к счастью идти без тебя.
– Без меня?! Придурок, не подходи к нему! Тебя половина Тарусы не любит!
