Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия

– То другое. А этот, как ты сказал, диавол, огромные деньги мне предлагал, и облизывал взглядом.

– Слышал я про вип‑бизнес эскорта от чертей‑сутенёров, он бы точно тебя обманул и денег не дал.

– Но предлагал колоссальные деньги, такие деньги и не снились мне.

– И за год вернул капитал.

– А о любви ни слова! И это спасло меня. Стало мерзко и противно, и я всё поняла, ты прав – он сутенёр элитных красавиц, и я отказала. Пощёчину залепила ему! Другой бы со стыда сгорел, а этот на мой отказ – три миллиона предложил за меня, за красавицу, дочку миллиардера. И не один он такой, красоту покупает, словно проститутку в ресторане элитную. Приятно им унижать, отнимать, увольнять, хамить и наслаждаться за деньги, ибо старики Карамазоffы платят за это. Уговаривал сутенёр сделать из меня самую элитную куртизанку в высших кругах Нью‑Йорка, Милана и Лондона, предлагал выбрать – или жить во дворцах и ублажать миллиардеров, президентов и шейхов, или встретиться с неприятностями. Уговаривал подписать контракт за любые деньги. Ах, какие горы, золотые горы он мне обещал! Другая девочка, может, и мечтала об этом, но я представила, что каждый вечер в богатых машинах и во дворцах за деньги меня будут трахать некрасивые, старые дядьки! Благодетели? О нет, бр‑р‑р, старик Карамазоff, мерзко такое мне предлагать! Увы. Не то воспитание. А‑ха‑ха – вторая и сразу третья пощёчина отрезвили его! Такая история, милый, была у меня.

– Искушения диавола.

– А‑ха‑ха! Богатое сказочное предложение! А теперь он всем говорит, что мой верный друг. А‑ха‑ха, рассказываю тебе, а у самой словно фильм перед глазами прошёл. Но я теперь знаю – я неприступна как бриллиант, и Карамазоff не купит меня! Бандиты, полицейские, миллиардеры, чиновники, сутенёры и гангстеры, и прочие страшные шкафы под два метра обожают меня, дрожат и кланяются – я, красавица, в почёте у них. А если пристают, я нагло отвечаю – любезный, я покажу тебе направление, куда пойти и трахнуть себя. Брысь от меня! И они падали передо мной как домино! Вуаля! Конечно, милый, всё, что матом было, это на миланском наречии – я же у тебя воспитанная девочка. Правда?

Зал с картинами, тихий треск огня в камине, за столом Мэри и Поэт в обнимку, красивый домашний завтрак на английском фарфоре за бокалом вина. Поэт целовал Мэри и гладил её, а Мэри сказала:

– Ты печален, мой Ами? Пожалуй, я зря рассказала, забудем про это.

– После обеда едем в Москву гулять и тогда всё забудем. Я познакомлю тебя с друзьями, у меня их много весёлых.

– Да, будем гулять по Москве, веселиться? Дурачиться?

– Как в первый раз.

И они громко смеялись и слушали птиц за раскрытым окном, и уже были счастливы. Мэри заказала по телефону продукты, мороженое и пиццу – она хотела закатить хороший обед и уже весело делала летний макияж перед зеркалом и маникюр‑педикюр. Мэри надела новое бельё, но ещё полчаса смотрела на себя в зеркало и спросила:

– Вот думаю… Мне персиковый поясок для чулочек идёт? А может, лучше красный? Или чёрный? (Обернулась на Поэта). Я знаю, ты считаешь, что я веду себя глупо.

– Я люблю тебя, моя девочка.

– А‑а! Значит, ты одобряешь это бельё?

– Нежное? Персиковое? Да! Да, Мэри, женское бельё – совершенное оружие! А‑ха‑ха! Увидел и убит наповал!

Поэт был в восторге! И нежно смотрел на неё, а Мэри уже забыла всё плохое и улыбалась озорно ему.

– А знаешь, Аморе, я самая счастливая из всех человеков! Да‑да! И я обожаю мерить обновки и платья и подбирать к ним туфли, сумочку, шляпку, чулки, украшения. (Мэри, загадочно улыбаясь, достала алмазные серьги.) А эти алмазы на мне хороши?

– Твоя улыбка дороже алмазов.

 

Глава 10

Художники картины рисуют кровью души

 

Тут в дом постучали.

– Это, верно, курьер пиццу привёз. Ах, пицца, пицца, пицца! Ням‑ням, м‑м!

Мэри надела яркий летний халатик и весело побежала дверь открывать. На пороге стоял незнакомый интеллигентный мужчина (лет сорока) с банкой в руках и непонятным квадратным свёртком у ног. Незнакомец, увидев Мэри, остолбенел от восхищения, долго не мог говорить (явно язык проглотил) и только хватал воздух ртом. Мэри смотрела на мужчину в мятом модном галстуке, в пиджаке с испачканном краской рукавом и в неотглаженных брюках. Она удивилась и улыбнулась пришельцу:

– Вам плохо?

– Мне? Прекрасно!

– Позвольте, мистер курьер, вы привезли пиццу? Но я заказывала её к обеду. Вы оплату с кредитки берёте?

Гость ничего не понимал, долго заворожённо смотрел на красавицу Мэри и был восхищён. Постепенно мужчина пришёл в себя, посмотрел ещё раз на знакомую дверь – он не ошибся; поправил мятый галстук и переступил порог, поздоровался, поставил банку и белый квадрат на пол, смело поцеловал девушке руку и уверенно спросил её:

– А где Поэт?

– Поэт? А разве вы не… А‑ха‑ха‑ха!

И она рассмеялась, от чего вошедший снова смутился.

– Кхм‑кхм, я друг Поэта.

Мэри с улыбкой обернулась и крикнула внутрь дома:

– Поэт! А это, милый, к тебе!

Поэт вышел, приобнял Мэри и сказал посетителю:

– Эй! Бог в помощь, Художник! А мы в Москву собирались после обеда. С нами поедешь?

– Привет! Не до Москвы (ответил и показал банку). Вот! Грибочки солёные принёс тебе, сам собирал, налей рюмочку, душа просит – поговорить. Пошли в сосенки? Посидим?

– Ладно, давай поговорим, посидим.

– Я стеснялся побеспокоить тебя, но обстоятельства требуют. Срочное дело!

– Да я тебе очень рад, дружище Художник. А это что? (Поэт показал на большой завернутый квадрат.)

– Потом покажу, налей мне.

– Конечно! Мэри – это известный Художник. Художник, дружище, а это моя красавица Мэри. Милая, сегодня мы никуда не поедем – друзья сами идут к нам. Бери стаканы, вилки и хлебушек, а я бутылки, и все пойдём сад – поговорим.