Убежище-45. Роман

Это было действительно правдой. Виданов служил с погибшим от его укуса Левандовским под Сталинградом, что было неким парадоксом. Два человека, находившихся при одинаковых условиях и знавших друг друга, полностью утратили контроль над рассудком. Их должности никак не пересекались, если учитывать, что Виданов исполнял службу как сотрудник МГБ, а не фронтовик. Однако судьба их настигла одна и та же. Тем самым, мотив убийства вызывал ещё больше вопросов.

– Больше ты ничего не помнишь? – не успокаивался Анисимов.

– Нет, – улыбнулся Виданов, и его улыбка выглядела настоящей, искренней, присущей разумному человеку.

Внезапно больной развернулся и уткнулся в угол.

– Николай мёртв, товарищ Виданов, – Валерий Леонидович понимал, что с такими субъектами можно было не ёрничать. – И ты прекрасно понимаешь, по чьей вине.

– Не‑ет, он не мёртв, – почти шептал Алексей. – Он парит на крыльях свободы!

После эти слов он стал биться головой об стену.

– 12 миллилитровсульфозина! – приказал Анисимов санитарам.

Санитары сию же секунду метнулись к пациенту, чтобы утихомирить его, вколов максимальную дозу мощного успокоительного. Виданов забылся сладким сном.

– Ваши методы общения с пациентом также не идеальны, как и мои.

На злости нервов уже не хватало, поэтому Анисимов спокойно ответил:

– Нельзя выявить идеальный способ общения с психически больными людьми.

Он говорил, а сам думал о предстоящей комиссии и о том, насколько длинным и подробным будет его отчёт о произошедшем. Объяснить нужно многое, но информации взять особо не откуда. Самый главный её источник сейчас в отключке, а его пробуждение возможно минимум через пять‑шесть часов.

Затем к Анисимову подбежал санитар и сообщил, что комиссию придётся отложить до завтрашнего дня, поскольку из Москвы должны были прилететь люди. Не трудно было догадаться, из какого ведомства были эти люди. Валерий Леонидович стал ощущать холод в пальцах рук ещё сильнее. Он уже видел вознесённый над своей головой Дамоклов меч.

– Простите меня, Валерий Леонидович, но у вас такое каждый день случается?

Он явно пытался вывести его из себя.

– По‑вашему, всё это смешно?

– По‑моему, это как раз‑таки грустно. Но я начинаю понимать вас. Трудно остаться человеком в социальном аспекте, находясь здесь и наблюдая подобные сцены ежедневно.

– Смертоубийство в этих стенах случается впервые.

– Вы меня поняли, – ехидно улыбнулся журналист.

Сотни цепей сдерживали Анисимова, который уже был готов вцепиться зубами в шею Короткина, как это сделал самый опасный пациент «Убежища».

– Я думаю, стоит отложить наше интервьюирование до позднего времени. Может быть, вам стоит приехать в следующий раз, когда у меня будет достаточно времени для нашей беседы?

Анисимов корил себя за то, что его намёки не получались достаточно тонкими.

– Что вы? – всплеснул руками журналист. – Сейчас – наилучшее время для нахождения в лечебнице. Я понимаю ваши хлопоты и готов ждать, пока всё уляжется. Думаю, после завтрашней комиссии всё станет ясно.

Что означала последняя фраза, вылетевшая из уст гнусного писаки, Анисимов понять не мог. Вернее, он улавливал некий смысловой дуализм.

– Тогда стоит отложить всё до завтрашнего дня. Мне нужно завершить некоторые дела, после чего я отправлюсь домой. Может, вы поедете вместе со мной? Полагаю, местные койки не столь комфортны для столичного гостя.

Журналист вновь улыбнулся, поймав камень, направленный в его огород.

– Спасибо за великодушное предложение, Валерий Леонидович! Но я предпочту остаться в «Убежище». Это предоставит мне возможность пообщаться с работниками лечебницы, что только дополнит мою статью.

Перед уходом обязательно нужно будет провести короткое совещание с сотрудниками, подумал Анисимов. При этом хмыре нельзя болтать лишнего. Он даже обычную информацию превратит в теорию заговора.

Одно радует. Сегодня Анисимов будет спать в собственной постели. А завтрашние проблемы не позволят ему забрать остаток дня.

 

Глава IV

 

Главврач «Убежища‑45» приехал домой только к десяти часам вечера. Улаживание проблем в лечебнице заняло куда больше времени, чем он предполагал. Подготовка к комиссии вымотала не только морально, но и физически.

Супруга Виктория встретила его уставшим взглядом и тихо спросила:

– Кушать хочешь, Валер?

И внезапно он понял, что хочет есть.

Конечно же, в их доме всегда была свежая выпечка, полная кастрюля супа и прочие радости жизни. Виктория любила побаловать своего мужа.

– Саша спит?

Дочка уже несколько часов как спала. Валерий удивился низкой активности своей двенадцатилетней дочурки.

– Что случилось?

Она всё понимала с первого взгляда. Анисимов рассказал, что произошло.

– И что теперь с нами будет?

– Надеюсь, меня не отправят на Колыму. В лучшем случае переведут в какую‑нибудь глухомань.

– Мне кажется, любая глухомань будет лучше этого места, Валер. Тут холодно, мрачно… И Сашеньке нашей здесь тяжело. Ни друзей, никого.

Анисимов хотел сказать, что у дочери есть её любимые родители, однако понимал, что для подростка этого недостаточно.

– Ты же знаешь, что это служба.

– Знаю. И, сказать честно, буду рада, если тебя переведут куда‑нибудь. Везде лучше, чем здесь, – её голос почти срывался.

– Вик, ты же понимаешь, что я буду получать в разы меньше?

– Мне уже всё равно. Смысл в деньгах, когда мы заперты в этомзахолустье?

Отчасти она была права. От самой большой части.

– И вообще, мы с тобой сейчас рассуждаем не по делу. Неизвестно, что будет завтра.

Она вздохнула.

– Журналистик‑то, небось, обрадовался случившемуся?