Урбанизация. Часть романа «Дым из трубы дома на улице Дачной»

Он увидел, как она вылезала из автобуса со своей коробкой и авоськой– задом, через среднюю дверь. Коробку она держала бережно, нежно, как держат грудного ребенка. Правда, это ей плохо удавалось из‑за авоськи. Эдик предложил ей свою помощь. Она согласилась и нехотя отдала ему коробку:

– Осторожно! Там сервиз. Кофейный.

Эдик безразлично кивнул.

– Еле дотащила, – после небольшой паузы продолжила она, с любовью поглядывая на коробку, – столько народу в транспорте. Я живу вон в том доме, – она показала свободной левой рукой на третий от дороги дом.

Это была молодая женщина небольшого роста, пухленькая блондинка с круглым лицом и широким носом. «Авоська в правой – значит правша», – предположил Эдик. На левой руке, которой женщина показывала дорогу к дому, гладкое, без камня, кольцо: «Либо разведена, либо замужняя католичка. Но католичка маловероятно, так как католики в наших местах встречаются не так часто».

Эдик занес коробку в комнату. Как выяснилось, женщина жила одна. Она сразу же принялась доставать из коробки сервиз; каждый раз, разглядывая очередную чашку или блюдце, женщина с восхищением взирала на фарфоровое чудо. Эдика заинтересовал пузатый продолговатый сосуд с ручкой и широким носиком, похожий на чайник для заварки.

– А это что? – спросил он.

– Это молочник.

Эдик потрогал носик, покрутил в руках сосуд, заглянул внутрь, зачем‑то дунул в него и, отставляя в сторону, равнодушно изрек:

– По мне лучше телевизор.

Сервиз они составили в сервант, выстроив композицию с кофейником в центре. Эдик остался ужинать. Потом они смотрели телевизор. Кстати, кольцо оказалось все‑таки не гладким, а с камнем, бледно‑голубым топазом, хорошо сочетавшимся с аналогичного цвета глазами женщины, просто в тот раз кольцо на пальце повернулось камнем вниз, на внутреннюю сторону кисти руки; если быть точным, камней было три: один большой посередине и два маленьких рядом, расположенных вдоль кольца. Поздно вечером женщина, строго посмотрев на Эдика, спросила:

– Что, еб..ть меня будешь?

– Буду, – твердым голосом ответил Эдик.

Он почему‑то забыл снять носки; голый, в носках, совершая ритмичные движения туда‑сюда, Эдик, вопреки стараниям, не мог достичь кульминации сексуального возбуждения. Как говорил его школьный преподаватель по половому воспитанию, объясняя процесс близости между мужчиной и женщиной: «А потом побежит паровозик». Так вот в данном случае паровозик бежать не хотел.

Ерзая в кровати, Эдик утомил женщину. Она осторожно предложила:

– Утром продолжим.

– Утром мне на работу, – сквозь зубы процедил Эдик, при этом продолжая усердно двигать бедрами.

Надо заметить, что в тот поздний час, хоть и с опозданием, но паровозик на станцию все же прибыл.

Конечно же, у нее было имя. У всех людей есть имя. Даже у Маугли. И у нее было имя, только Эдик не знал какое, потому что не спрашивал. Может быть, она его называла, но Эдик не запомнил. Ну не запомнил Эдик ее имя, не расстреливать же за это. Когда он уходил, женщина приглашала Эдика зайти как‑нибудь к ней. Эдик пообещал и, выйдя из дома, тут же забыл об этом.

Стрелки на циферблате часов, установившись в определенной позиции, свидетельствовали о завершении трудового дня. Эдик миновал заводскую проходную и пошел привычной дорогой, которой он ходил не один раз. Тем маршрутом, которым ходило большинство населения страны, и который был до боли знаком каждому. Он шагал в том направлении, по которому ноги несли сами, а от предвкушения предстоящего события в конце которого – сердце наполнялось радостью, сладко щемило в груди и теплой волной расходилось по всему телу.

Этот путь вел к ближайшему гастроному. В нем покупалась волшебная жидкость, залитая в бутылку с наклеенной на нее этикеткой, где значились столь любимые всеми градусы. Продолжалось движение в направлении соседних гаражей. За ними‑то этот нектар и возливался внутрь, гася в душе пожар неутолимого желания.

Оставив за спиной проходную, Эдик, словно спортсмен к пьедесталу, прошествовал двести метров до улицы Чкалова, повернул направо, преодолел еще метров двести, перешел улицу Героев Хасана и устремился вниз по улице Чкалова, начинавшейся в логу, от речки Егошихи. Глаза четко фиксировали здание гастронома, суетившихся возле него людей, преимущественного мужского пола; Санёк Отинов уже толкался среди этого трудоспособного населения в ожидании своего товарища.

Эдик с Саньком купили бутылку и наблюдали, как понижается уровень ее содержимого, постепенно заполняя их желудки. Между тем пространство за гаражами жило своей жизнью, вспыхивая на время яркой путеводной звездой. Оно гудело, шумело, как какой‑нибудь Бродвей. Казалось, что именно здесь находится центр Вселенной!

Счастливые обладатели алкоголя, одурманенные плодами Бахуса, покидали территорию наслаждения. На их место приходили другие, еще не вкусившие заветного напитка. Стаканы передавались по рукам. Очищались от серебряной упаковки плавленые сырки и аппетитно поглощались, наскоро пережеванные.

– Вот раньше жизнь была, – вспоминал приятные моменты своей жизни пожилой рабочий, раскуривая овальную сигарету без фильтра. – Выходишь летом с завода – тут тебе пиво охлажденное! Выходишь зимой – пиво подогретое!

Пожилой рабочий взял в руку протянутый ему стакан, дошедший до него по кругу, и, оттопырив мизинец, медленно, с чувством, выпил.

– Да‑а‑а. Не видать нам коммунизма как своих ушей! – произнес выходивший из‑за угла дед, застегивая ширинку.

Дед смачно высморкался и, плавно покачиваясь, побрел к месту своей прописки.

Стоял теплый летний вечер. Было еще не поздно, но солнце уже исчезло. Небо затянуло тучами. В воздухе ощущалось предгрозовое состояние; было душно и безветренно. Создавалось впечатление, что все замерло в предвкушении чего‑то.

Эдик любил это состояние остановившегося настоящего, еще не начавшегося, но уже осязаемого грядущего. Он шел домой по пустынной аллее сквера имени XXII съезда КПСС, вдыхая полной грудью пахнущий дождем городской воздух. Его душа стонала от счастья; в животе плескалось необходимое ему для жизни количество алкоголя, туманя мозги и поражая печень.

Впереди Эдик увидел двух парней. Он сосредоточился и решил осторожно, чтобы не причинить людям неудобства и не задеть их, ровненько пройти между ними. Парни тупо смотрели на Эдика. Когда он прошел точно посередине, они, не говоря ни слова, набросились на него с кулаками.

– Вы что?! – вскричал удивленный Эдик.

Парни молча продолжали его колотить.

– Что вы де… – удар по левой щеке не позволил Эдику договорить фразу до конца.

Ничего не понимая, Эдик отмахивался от них. Он попытался пнуть одного из парней, но тот увернулся, и нога пролетела мимо. Удар в нос успокоил Эдика. Перед глазами поплыли красные круги…

Очнулся Эдик, обнимая дерево, держась за него одной рукой. Другой он прикрывал распухший нос. Жутко болела нога. Видимо, вывихнул, когда пинал парня.