Урбанизация. Часть романа «Дым из трубы дома на улице Дачной»

Позже Эдик узнал, что эти два великовозрастных «лба» играли в «чи́ку», а он на эту «чику» наступил. По всей вероятности, парни решили вспомнить свою молодость, так как «чика» – это игра на деньги, точнее игра, в которой разыгрываются монеты различного достоинства; поскольку ставки представлены разменными монетами, не составляет особого труда предположить, что в «чику» играли, в основном, подростки.

Спустя время, в школьные годы Гены, пришедшиеся на эпоху развитого социализма, популярностью пользовалась другая игра, называемая «хватом». В отличие от «чики», «хват» намного проще в плане организации: не нужно искать ровную площадку, чтобы нарисовать линию – кон, устанавливать на нее столбиком монеты участников, решками вверх, от кона на определенном расстоянии рисовать другую линию, из‑за которой участники бросали биту. Кстати говоря, еще одно обстоятельство не в пользу «чики»: необходимость иметь дополнительный реквизит – биту в виде плоского камня или свинцовой шайбы.

По правилам игры в «хват» монеты клали на внутреннюю сторону указательного и среднего пальцев. Затем подбрасывали и старались поймать на тыльную сторону руки. После монеты вновь подбрасывали и ловили сверху в одну ладонь. Перед игрой участник заявлял, каким количеством хватов он будет ловить монеты – либо все одним разом, либо несколькими. Например, если участников двое и один ставит монету достоинством в двадцать копеек, другой две монеты по пять копеек и одну десятикопеечную. В сумме получается сорок копеек четырьмя монетами. Можно поймать все за один раз, это самое простое; можно заявить два хвата, можно три или четыре – здесь все зависит от сноровки. Если поймал, то монеты твои. Существовало своего рода мошенничество, когда участник, рассчитывая на невнимательность партнера, намеревался выиграть, используя три хвата, ловил за два, а третий хват совершал в холостую.

В «хват» играли везде: на перемене в коридоре, в туалете, на крыльце школы, за школой, да где угодно. В случае какой‑нибудь неблагоприятной ситуации, просто сжимаешь кулаки, опускаешь руки и притворяешься паинькой. А что я делал? Я ничего не делал. Ну, махал руками. Это мои деньги. И все в таком духе.

С «чикой», конечно, сложнее, в этом Эдик убедился на собственном горьком опыте. Играли бы те два «лба», предположим, в «хват», никаких проблем бы не возникло; прошел бы себе Эдик мимо, на них‑то ведь он бы не наступил. А то разложились, нарисовали линии, установили кон, в сумерках‑то на земле это хозяйство плохо видно. Они бы еще в гольф там придумали играть, лунок наделали, идиоты. К счастью, по условиям игры в «чику» лунки не требуются, участники по очереди бросали биту не в лунки, а в стопку монет. Необходимо, чтобы бита оказалась как можно ближе к монетам, в то же время за черту кона бита выходить не должна.

Тот участник, чья бита была ближе всех к лежащим на кону металлическим денежным знакам, получал право первого удара. Он бил по ним до тех пор, пока монеты переворачивались орлом кверху, занимая место в его кармане. Если они не переворачивались – ход переходил к следующему участнику. В том случае, когда на одного из игроков в «чику» снисходила «госпожа удача», то есть он умудрялся попасть битой в стопку монет, и хотя бы одна из них переворачивалась орлом вверх, – все деньги, стоящие на кону, забирал этот «баловень фортуны».

Чего не скажешь о тех двух парнях, тогда фортуна на них явно за что‑то рассердилась и разбила предварительно аккуратно установленный столбик круглых денежных знаков достоинством ниже рубля ногами Эдика. Стоит заметить, фортуна Эдику также не улыбнулась, хотя и использовала его ноги – ни одна монета из кона орлом кверху не перевернулась, к тому же Эдика еще отмутузили.

 

 

* * *

 

Первый раз в камеру смерти Паша Хорошев попал в шестилетнем возрасте. С рождения Паша жил в двухэтажном деревянном доме на улице Подводников, которая находилась в микрорайоне Ераничи и шла параллельно улице Карпинского, по крайней мере, в той ее части, где стоял дом Паши. Микрорайон начал застраиваться на месте деревни Ераничи со второй половины тридцатых годов двадцатого века; тогда в микрорайоне начали появляться такие улицы, как Подводников, Снайперов, Танкистов, Кавалерийская, Конноармейская. В Ераничах, возле железной дороги – Транссиба, был даже лагерь НКВД, но это еще в сороковых годах, а позже, рядом с бывшим лагерем, там образовали школу садоводов и овощеводов.

На противоположной стороне улицы Подводников располагался так называемый частный сектор, то есть бревенчатые или из бруса индивидуальные одноэтажные жилые дома по типу деревенских, что вполне естественно, микрорайон‑то возник на месте деревни. Дома, как принято, окружали приусадебные участки с надворными постройками; на земельных участках возделывали огороды, в основном под картошку, занимались разведением ягодных культур и фруктовых деревьев, как правило, яблонь и вишен. В одном из таких частных домов жил Пашин друг Сережа Карыпов. Недалеко от Пашиного дома, как выходишь из ограды – то справа, находилась колонка для набора воды, а Сережа проживал через два дома, только налево, если принимать во внимание колонку; кстати, колонку летом ребята использовали для утоления жажды.

В тот год, когда Паше исполнилось шесть лет, все и случилось. На водоочистительной станции, подающей воду в ту часть Дзержинского района, где совсем недавно Паша отпраздновал свой день рождения, что‑то напутали или недоглядели, в общем, из‑за халатности работников станции воду плохо очистили, в результате многие жители района заболели дизентерией. Пашу положили в больницу.

Что представляет собой больничная палата? Побеленный белой известью потолок, светло‑зеленые стены, покрашенный светло‑коричневой краской пол. Палата достаточно просторная, совместная для девочек и мальчиков разного возраста. С левой стороны от входа в палату вдоль стен расположены в ряд по четыре кровати, посередине между ними также по четыре кровати, но они в два ряда и сдвинуты вместе; у каждой кровати, мешая свободному передвижению, теснились тумбочки для личных вещей. Справа от входа, возле окна, на более меньшем пространстве, чем то, где располагались кровати, были установлены столики для приема пищи. На другом конце палаты, напротив входа, находился небольшой коридор, откуда налево можно было попасть в помещение медицинского персонала, а справа размещались туалетные комнаты, разумеется, раздельные.

Паша занимал кровать не у стены, а на ближнем к помещению медперсонала ряду сдвинутых вместе кроватей, крайней к импровизированному проходу, разделявшему спальные места пациентов и обеденные столики. На придвинутой к Пашиной кровати была койка Хафизы Каяевой, но за время нахождения в больнице они не общались; Хафиза, рослая темноликая девочка, большей частью сидела к Паше спиной, раскрашивая цветными карандашами картинки, а со временем нашла поклонниц среди некоторых девочек, у которых картинок для раскраски и цветных карандашей не было. Пашина соседка, с которой Паша, можно сказать, делил ложе, Хафиза значит, действительно выделялась не только своей выразительной внешностью, но и гардеробом – на ней было красивое ярко‑желтое с черным рисунком платье, сразу видно, что новое. Непонятно, только, зачем Хафиза взяла его в больницу. Но эффект, надо признаться, имела.