Урбанизация. Часть романа «Дым из трубы дома на улице Дачной»

Буквально накануне своего шестилетия, у Паши начали проявляться способности к нестандартному мышлению. Пашин папа решил во дворе дома, в дровянике, выкопать овощную яму. Яма и яма, взял да выкопал. Нет. Это все очень просто, это для примитивного мышления. Паша придумал целую теорию рытья ям, котлованов и всяких углублений в земле: перед тем как приступить к выемке грунта, на размеченное место надо выпустить кротов, и они выроют. А? Каково? Зацените, какая фантазия, какой полет мысли! То, что кротов сначала необходимо где‑то найти, поймать, ну это ладно, данный вопрос решаем; но в то же время не факт, что кроты будут копать в установленном направлении. Как кротам объяснить поставленную перед ними задачу, чертежей‑то кроты читать не умеют. Тем не менее, идея хорошая, попробуйте воплотить ее в жизнь.

 

В больничной палате Паша знал пока только одного Егорку Елшина, одногруппника по детскому саду, поэтому отправился выяснить животрепещущий вопрос относительно туалетной бумаги к нему:

– А где бумага?

– Там, – Егорка показал в сторону туалета.

– Там нету бумаги.

– Есть.

– Пойдем, покажешь.

Егорка молча повернулся и пошел в направлении туалетных комнат, шагал уверенно, не свойственным ему широким шагом, энергично размахивая руками в такт движению. Паша последовал за Егоркой. Глядя на уверенную походку приятеля, Паша сам уверовал в наличие бумаги в ящичках. Раз Егорка говорит – значит надо верить. Вот сейчас Егорка войдет и неведомо откуда появится бумага. Паша испытал некое облегчение в душе от мысли, что Егорка‑то покажет и уйдет, а Паша останется с тремя новыми друзьями: унитазом, ящичком и бумагой. Егорка деловито вошел в туалетную комнату и засунул руки в одну из пустых емкостей для бумаги. Паша расстроился:

– А бумага‑то где?

Егорка пожал плечами и так же деловито покинул помещение. Странная это штука, антропология. Голова у Егорки хоть и большая, но какая‑то безмозглая. Тогда Паша решил пойти на самый верх, к самому что ни наесть главному начальству, с его точки зрения. В помещении персонала за столом сидела медсестра и что‑то методично писала, по всей видимости, заполняла какие‑то бумаги. Вот она. На данный момент для Паши медсестра являлась начальством, а поскольку она оказалась первой на его пути, то главным начальством. Паша, само собой, обратился к ней. А к кому еще? Где еще правду‑то искать?

– Зачем тебе бумага? У тебя дизентерия.

Нет вы видели? Просто ведь спросил вопрос. Удивительно! Люди думают, раз они сидят за столом, морщат лоб и что‑то там пишут, значит, создают о себе представление работающего человека. Больше Паша ничего не спрашивал. Не потому что потерял веру в начальство, просто иногда обстоятельства бывают сильнее нас, а дизентерия выступает в качестве усилителя. Паша подошел к столу, за которым сидела медсестра, спустил штаны, присел на корточки и прямо здесь перед ней опорожнил кишечник.

– Ах ты паршивец! Ты что сделал?! Засранец ты маленький!

Паша встал, натянул штаны; после облегчения во всем теле его лицо посветлело:

– Бумагу не надо. У меня дизентерия.

Как же медсестра хотела ударить по этой маленькой наглой рыжей физиономии! Но нельзя. Ребенок. А дети – цветы жизни. Цветы цветами, только убирать Пашины экскременты в виде кала все же пришлось. Во время тихого часа, когда все нормальные дети отдыхали, лежа в кроватях, Паша сидел в цинковом тазике с теплой водой. Нянечка посадила, чтобы мыл свою… В общем то место, которым Паша испортил медперсоналу настроение. Кстати, трусы нянечка постирала, при выписке из больницы их передали Пашиной маме; мама заслуг медиков не оценила, трусы выбросила. Что интересно, платье Хафизе Каяевой не отдали, а постиранные в хлорке трусы бережно вернули, даже в бумажный пакетик положили. Определенно платье себе забрали.

Надо заметить, что в палате в качестве пациентов находились не только дети младшего возраста, но и половозрелые подростки, заигрывающие с молоденькими медсестрами. Те, соответственно, принимали ухаживания. Несложно предположить, кто занимал в палате лидирующие позиции. «Шишку держал» высокий для своего возраста, физически развитый, достаточно симпатичный, светловолосый, сероглазый Илья Щелконогов, это как раз тот, который глядя на сидящего в тазу Пашу заявил, что давно чувствовал исходящий от Паши запах. Что ты чувствовал, что ты чувствовал! На грудь медсестер ты смотрел. Чувствовал он. Ага. Они халат специально на верхние пуговицы не застегивали.

Через какое‑то время Паша в палате освоился. Оказывается, в стационаре бывают и приятные моменты, например, можно не лежать в кровати во время тихого часа, если проснулся раньше. Однажды в один из таких моментов, когда несколько пациентов встали, оделись, заправили койки и мирно прохаживались среди спящих товарищей, медсестра принесла трехлитровую банку сиропа шиповника и по доброте душевной, наливая сироп в столовую ложку, угощала тех, кто не спал; сказала, что каждый день будут давать строго столовую ложку приготовленного из шиповника густого напитка. Правда, медсестра тут же свое обещание нарушила, Паша заметил, как те, кто понаглее просили добавки, и медсестра им не отказывала. Паша, несмотря на то, что сироп ему понравился, просить дополнительную порцию не стал, хотел продлить удовольствие, чтоб каждый день вкушать понемногу и не надоедало.

После тихого часа сироп давали всем пациентам. Егорка Елшин думал, что микстура горькая и не вкусная, зажмурился и сразу запил водой. Глупый, что с него взять. Когда подтянулась после дневного сна банда во главе с Ильей Щелконоговым, они, распробовав сироп, до конца дня банку опустошили. Паше пожалел, что не попросил еще хотя бы одну ложку. Пришлось усвоить новый урок: если с Небес падает манна – бери, а то Небеса могут закрыться. А потому что не надо мухов ротом ловить.

Парням, естественно, торчать в замкнутом пространстве без дела быстро наскучило. Если младшие могли рисовать, раскрашивать картинки или строить домики из кубиков, то большие мальчишки придумали занятие поинтеллектуальнее, как им казалось: брали полотенца, а белые вафельные полотенца полагались каждому пациенту, на одном конце завязывали узел, таким образом получалось нечто вроде кистеня. Парни ходили по палате с импровизированными кистенями и колотили по всему, что попадалось под руку. Илья Щелконогов разбил даже выключатель освещения в палате. Само собой, никакого нагоняя со стороны персонала Илья не понес, его всего лишь пожурили. Конечно же, метросексуал!