Увидеть свет. Роман
Вика, взяв себя в руки, как будто отбрасывая все лишние мысли, отправилась на поиски лишних одеял и старой теплой одежды, которые она давно переросла. Она собиралась отдать их Артемию, когда он выйдет из душа. Но было уже пять часов вечера, а значит, родители вот‑вот должны были вернуться, поэтому он, наскоро одевшись, поспешно ушёл, оставив её одну. Она решила отдать их ему в какой то из последующих дней, надеясь, что к тому моменту, её чувство тревоги хотя бы немного утихнет.
Мама Вики работала учителем начальной школы, и дорога до школы занимала немало времени. Поэтому она никогда не возвращалась домой раньше пяти часов. Отец Вики работал в двух милях от дома, и его рабочий день часто заканчивался позже, чем у мамы. Иногда, однако, он приезжал домой раньше, проезжал мимо подъезда и ставил свой автомобиль на своё парковочное место во дворе.
В один из дней, когда на улице шёл сильный снег, мама Вики приехала домой немного раньше обычного. Артемий, который всё ещё был в квартире, почти досмотрел с Викой любимое шоу, когда она услышала, как кто‑то звонит в дверь. Артемий, не медля ни секунды, выбежал через балкон. Вика поспешила убрать из гостиной посуду и остатки еды, чтобы мама не увидела следы, скрываемого ею, гостя.
Она быстро убрала всё и открыла дверь. Её мама вошла в квартиру, её лицо было покрыто слоем снега, словно она сама была частью зимней бури. Она попросила Вику спуститься с ней вниз и помочь принести покупки из машины. Она припарковалась у подъезда, заблокировав проезд к парковочным местам, и, похоже, это стало причиной конфликта. Вика спустилась с матерью к машине и помогала ей, перенося тяжёлые пакеты в квартиру. Именно в этот момент, во двор въехал автомобиль отца. Он начал громко сигналить, его гнев словно разрывался на куски и от него вибрировала вся машина, очевидно разозленный, что его жена припарковалась у подъезда. Видимо, ему не хотелось выходить из машины, и он требовал от неё незамедлительного освобождения проезда, вместо того, чтобы немного подождать, пока она всё занесёт в квартиру. Вика стояла перед этим странным и необъяснимым гневом, не в силах понять, почему отец всегда злится без причины, словно забывая, или не желая вспоминать, что такое любящая забота. Возможно, он считал правильным, что его жена должна сама покупать всё в магазинах и таскать тяжести, а он должен наслаждаться беззаботной жизнью и постоянно вымещать на ней свой гнев.
Вика с матерью как раз занесли всё на кухню, когда раздались резкие сигналы с улицы. В глазах матери промелькнуло испуганное, молниеносное выражение, и звук клаксона, словно сигнал тревоги, заставил её сердце сжаться от тревоги. Она попросила Вику разобрать пакеты и сумки, пока она будет перегонять машину, и молниеносно направилась к выходу. Вика, не понимая, что происходит, невольно почувствовала тревогу. Когда мать открыла дверь квартиры, чтобы выйти, Вика услышала какой‑то грохот, а потом резкий, пронзительный вскрик. Её сердце замерло. Она выскочила в прихожую, думая, что мама, возможно, споткнулась и упала.
В прихожей был выключен свет, и кромешная темнота окутала её. Вика, с трудом разглядывая обстановку, увидела только силуэт отца, который, как разъяренный зверь, повалил её маму на пол и душил. Вика была ошеломлена, шокирована, и в то же время ужас отступил, уступив место безумной ярости. Ей хотелось закричать так громко, чтобы разнести все стены, но в то же время слёзы подступали к глазам, словно готовые пролиться градом.
Отец кричал на её мать, что она не уважает и не понимает его. У него глазах была ненависть, холодная и ужасная, такая, что у Вики сжалось сердце. Она видела, как мама задыхается, как отчаяние и страх борются внутри неё. Всё, что случилось дальше, Вика помнила, как в тумане. Внезапный всплеск инстинкта и страха заставил её отреагировать молниеносно. Она закричала на него, не помня, что кричала сама, прыгнула ему на спину и с невероятной силой ударила его по голове.
Отец, словно сбросив с себя тяжесть, сильным рывком стряхнул её с себя. В следующую секунду Вика уже лежала на холодном полу, а в висках пульсировала боль. Мать сидела рядом, держала её голову, и повторяла какие‑то успокаивающие слова, слова сожаления. Вика, словно в замедленной съёмке, оглянулась в поисках отца, но его нигде не было. Он словно растворился в темноте, исчезнув бесследно. Он сел в машину и уехал, оставив их в этой темноте, в этой боли, в этом ужасе. Только тихий вой ветра, проникающий сквозь щели в окнах, напоминал о том, что жизнь продолжается, даже после такого кошмара.
Мама, с дрожащими руками, дала Вике тряпку, словно хрупкое сокровище, и сказала приложить её к голове, потому что шла кровь, и это было видно невооруженным глазом. Потом она, не говоря ни слова, помогла дочери сесть в её машину, и, словно в каком‑то замедленном кино, повезла в больницу. По дороге туда, в напряженной тишине, она сказала Вике только одно, и эти слова, как выстрел, поразили её:
– Когда тебя спросят, что случилось, скажи, что ты оступилась, – её голос был тихим, но твердым, как сталь.
Когда она это сказала, Вика отвернулась к окну, и слёзы, словно градинки, потекли по её щекам. Потому что это была последняя капля. Это было, как удар ножом в самое сердце, как предательство. Вика наивно думала, что мать уйдет от него после того, как он ударил свою дочь, после того, как он показал своё истинное, звериное лицо. Но в ту минуту, когда она услышала эти слова, Вика поняла, что она никогда не уйдет от него, она снова будет терпеть все эти унижения и оскорбления. Она чувствовала себя такой подавленной и напуганной, словно её крылья были подрезаны, поэтому промолчала и не произнесла об этом ни слова.
Вике наложили на лоб несколько швов, словно оставляя на её лице не только физические, но и душевные шрамы. Она до сих пор точно не знала, обо что она ударилась лбом, но это уже не имело никакого значения. Важным для неё было то, что родной отец, который должен был защищать, ударил её, и даже не остался и не проверил, что с ней. Он просто бросил их обоих на полу прихожей, словно сломанные куклы, и уехал, даже не извинившись. Это предательство сломило её больше, чем боль от удара.
На другой день вечером Вика вернулась домой довольно поздно, и сразу же уснула, как только добралась до своей комнаты. Её клонило ко сну, и всё тело ломило, потому что ей дали какое‑то сильное обезболивающее, чтобы унять боль в висках, и уставшее сердце, наконец‑то, получило покой.
Следующим утром, когда Вика, словно тень, подошла к автобусной остановке, она старалась изо всех сил не смотреть на Артемия, пряча свой лоб от его проницательного взгляда. Она тщательно уложила волосы так, чтобы швы не было видно, словно боялась разоблачения. Артемий, как будто ничего не замечая, шагал рядом, и, казалось, не обращал внимания на её старания. Когда они сели рядом в автобусе, и стали, словно по привычке, ставить свои рюкзаки на пол, их руки, в какой‑то момент, случайно соприкоснулись. Вика ощутила, что его руки были холодными, как лёд, и по её спине пробежал неприятный холодок. Она ужаснулась, почувствовав ледяной холод.
Только в этот момент она вспомнила, что забыла отдать ему одеяла, которые нашла для него, в тот трагический вечер, когда её мама вернулась домой раньше. Случай в прихожей, ссоры и драка, а затем и больница, захватили все её мысли, вытеснив из её сознания всё остальное, и она совершенно забыла об Артемии, который, мёрз всё это время на холодном чердаке. Всю ночь морозило, шёл снег, и холодный ветер завывал, как дикий зверь, а он сидел один на тёмном, неотапливаемом чердаке. И он настолько замёрз, что Вика не понимала, как он ещё жив. Она почувствовала на себе всю ответственность за его жизнь, и её сердце сжалось от вины и страха.