Увидеть свет. Роман

Вика, доверчивая и наивная, поверила ему, словно истине в последней инстанции. И всё это время она думала, что бездомные не имеют дома только потому, что они алкоголики, наркоманы или просто не хотят работать, как другие люди, – её сердце сжималось от осознания собственной глупости. Но теперь она знала, что это неправда, что за фасадом равнодушия скрывается боль и отчаяние. Конечно, кое‑что в словах отца, возможно, до определенной степени, было правдой, но он говорил о худшем сценарии, словно он был нормой. Не все бездомные сами выбрали такую жизнь, многие из них были просто жертвами обстоятельств, словно пешки в чужой игре, и им просто не повезло, или им не протянули руку помощи в трудную минуту. Среди бездомных могли быть подростки, на которых наплевали собственные родители, или старики, на которых наплевали их дети.

Такие люди, как её отец, – вот это настоящая проблема. Вместо того чтобы помогать другим, сострадать, они прикрываются наихудшим сценарием, словно щитом, чтобы оправдать собственный эгоизм и свою жадность. И эта мысль жгла её изнутри, словно раскаленное железо.

Она решила, что никогда не будет такой. Она решила, что когда вырастет, даже если не будет богатой, будет делать всё, что в её силах, чтобы помочь другим людям, особенно детям, подросткам и старикам, чьи голоса часто остаются неуслышанными, и чья боль остается незамеченной. Она поклялась себе, что её сердце будет открыто для сострадания и любви, что она будет светом во тьме для тех, кто потерял всякую надежду.

 

Через некоторое время Артемий по‑настоящему заболел. Несколько ночей подряд, словно призрак в ночи, он забирался по пожарной лестнице в комнату Вики, чтобы найти убежище на полу, возле её кровати. Вика сразу поняла, что с ним что‑то не так, стоило ей на него посмотреть. Выглядел он ужасно. Его глаза, обычно полные жизни, теперь были покрасневшими и беспокойными, кожа бледная и землистая, и хотя за окном всё ещё царил зимний холод, его волосы были мокрыми от густого, липкого пота. Она даже не стала спрашивать, нормально ли он себя чувствует, – состояние Артемия кричало о том, что ему очень плохо. Его то знобило, то его пронизывало жаром, как будто его тело пыталось удержаться на плаву в бушующем океане болезни. В очередной раз, непроизвольно, Вика положила ладонь ему на лоб, и он оказался таким горячим, что она едва не позвала маму. Но этот страх, как тень, отошёл на второй план. Ей нужно было действовать.

Артемий, словно понимая её страх, остановил её, произнеся еле слышно:

– Со мной всё будет в порядке, Вика. – В его голосе сквозила тень безнадежности, но и твёрдая решимость. Он начал беспокойно устраивать себе постель на полу, словно пытаясь найти хотя бы немного уюта и покоя в этом жестоком мире.

Она, не колеблясь, попросила его немного подождать, а сама, как будто спеша на помощь, пошла на кухню и налила ему воды. В шкафчике, где хранились домашние лекарства, она нашла лекарство от простуды и температуры. Не совсем понимая, нужна ли именно эта таблетка Артемию, но повинуясь инстинкту, она заставила его выпить лекарство, веря, что это поможет.

Он лежал на полу, свернувшись калачиком, но, к её ужасу, примерно через полчаса он позвал хриплым голосом:

– Вика! Думаю, мне потребуется мусорное ведро или пакет. – Его слова прозвучали как последний вздох.

Вика вскочила с кровати, схватила мусорную корзину из‑под письменного стола, и, словно покорная раба, опустилась перед Артемием на колени. Как только она это сделала, он тут же нагнулся над корзиной, и его вырвало. Её сердце сжалось от сострадания. В этом ужасе, перед лицом нестерпимой болезни, она ещё больше убедилась, что должна ему помочь.

Вике было его так жалко, что слёзы невольно навернулись у неё на глазах. Его мучила болезнь, ему было очень плохо, а у него не было ни ванной, чтобы ополоснуться, ни кровати, чтобы прилечь, ни дома, ни матери, чтобы позаботиться о нём. У него была только она, а она, в свою очередь, чувствовала себя беспомощной, словно птица со сломанным крылом, и не знала, как ему помочь.

Когда рвота у него прекратилась, она дала ему выпить воды, словно предлагая глоток живительной силы, а потом сказала, чтобы он лег в постель. Артемий с трудом отказался, чувствуя себя виноватым за то, что доставляет ей столько хлопот, но она не отставала, ее решимость была непоколебима. Поставив корзину для мусора возле кровати, она, словно спасая его от неминуемой гибели, уложила его в постель.

Артемий был такой горячий, его так трясло, что она просто побоялась оставлять его на холодном полу. Вика, как будто желая разделить с ним его страдания, легла рядом с ним, словно оберегая его сон. Следующие шесть часов его мучила лихорадка, и его рвало каждый час. Вика, словно маятник, выносила корзину в ванную, чтобы опорожнить и помыть её, а затем, вернувшись обратно, садилась рядом, и с болью в сердце, наблюдала за его страданиями. Это была ужасная ночь, но что ещё Вика могла сделать? Он нуждался в её помощи, ведь у него, кроме неё, никого не было.

Когда рано утром, с первыми лучами солнца, ему, с трудом, пришлось уходить из её комнаты, она сказала ему, чтобы он шёл на чердак, пообещав зайти проведать его перед школой. Вика, с удивлением, наблюдала за тем, как, шатаясь от слабости, у него хватило сил спуститься по пожарной лестнице, пока ещё было темно. Она оставила мусорную корзину у кровати и дождалась, когда мама придет её будить. Когда та, с обычным выражением лица, вошла в комнату, то сразу увидела корзину рядом с кроватью, и с удивленным видом, немедленно приложила руку ко лбу дочери.

– Вика, что случилось? – её голос звучал встревоженно.

Вика, словно играя свою роль, застонала и покачала головой.

– Меня всю ночь тошнило. Думаю, уже всё прошло, но я совсем не спала, – она произнесла эти слова с такой убедительностью, что её мать ни о чём не догадалась.

 

Мама Вики, обеспокоенная состоянием дочери, забрала мусорную корзину и, словно заботливая наседка, велела ей оставаться в постели. Она сказала, что позвонит в школу и сообщит, что дочь будет отсутствовать по болезни, и что ей нужно хорошенько отдохнуть. После того как она уехала на работу, Вика, словно нарушая все правила, пошла к Артемию, привела его обратно в свою комнату, и уложила в постель, чтобы он поспал и набрался сил. Тошнота, к сожалению, по‑прежнему не покидала его, и он чувствовал себя ужасно. Периодически она заходила в комнату и проверяла, как он себя чувствует, и, наконец, к обеду, как по волшебству, он почувствовал себя лучше, тошнота прекратилась, и температура немного спала. Вика, с нежностью и заботой, приготовила ему суп, но он съел очень мало, так как аппетита у него совсем не было.

Они уселись на диван, и, чтобы согреться, укрылись одеялом, которое она принесла, словно теплым покрывалом от всех невзгод. Прижавшись к нему, она почувствовала покой, тепло и уют, которого ей так не хватало. Вике в тот момент казалось, что если человек будет чувствовать тепло и поддержку, то он быстрее поправится, и она хотела дать ему это тепло. Через несколько минут, совершенно неожиданно, Артемий чуть нагнулся к ней и прижался губами к задней части её шеи, чуть ниже того места, где начинается затылок. Это был быстрый, невесомый поцелуй, скорее как жест благодарности, как немой крик души, без комментариев и слов. Но Вика при этом почувствовала столько всего сразу, как будто молния пронзила её тело, от головы до кончиков пальцев. После этого прошло уже несколько часов, а она всё время трогала это место пальцами, словно пытаясь сохранить тепло его губ, потому что до сих пор ощущала их трепетное прикосновение.