Увидеть свет. Роман

– Потому что они этого не хотят.

Эти слова прозвучали так, словно он произнес приговор собственной судьбе, и Вика, услышав их, почувствовала, как сердце её сжалось от боли и сочувствия.

 

После ответа Артемия о том, что его родители не желают, чтобы он жил дома, он внезапно встал и, не оборачиваясь, пошёл вперёд. Вике на мгновение показалось, что она чем‑то его обидела, но затем она поняла: автобус подъезжал к их остановке. Она схватила свои сумки и выскочила из автобуса, следуя за ним. В этот раз он не пытался скрыться, не заходил в какие‑то закоулки, не обходил квартал, чтобы она не могла видеть, как он поднимается по пожарной лестнице или проникает в подъезд. Он шёл прямо, открыто, ничего не скрывая. Обычно, когда они встречались на остановке, он уходил в другом направлении, а она, после краткого взгляда на его фигуру, вспоминала тот неловкий, отчаянный взгляд в глаза. В этот раз он шёл вместе с ней к её дому.

Когда они подошли к месту, где обычно Вика сворачивала к своему подъезду, а он уходил в сторону дома, за которым был её родной, оба остановились. Артемий посмотрел сначала на неё, потом на её дом. В его взгляде читалось беспокойство и какая‑то скрытая мольба, но в то же время и решительность.

– В котором часу твои родители возвращаются домой? – спросил он, голос его звучал прерывисто, словно он боялся получить ответ, который не сможет принять.

Вика посмотрела на часы: 14:40.

– Вечером, после пяти вечера, – ответила она, чувствуя, как сердце начинает учащенно биться. В этот момент она осознала всю тяжесть его положения и свою роль в нём.

Он кивнул, и в его глазах мелькнуло выражение, граничащее с отчаянием. Как будто он собирался что‑то сказать, но в последний момент сдержался. Он ещё раз кивнул и, развернувшись, пошёл к своему дому. Вика понимала, что поступает глупо, что за этим может последовать множество негативных последствий. Но всё же, не выдержав, окликнула его, и когда он остановился и обернулся, произнесла:

– Если ты поспешишь, то успеешь принять душ до их прихода.

Её слова повисли в воздухе, будто два лёгких облачка, наполненных и надеждой, и тревогой. Внезапно, всё стало так ясно и понятно. У неё внутри всё затрепетало от понимания масштаба ситуации. Она понимала, что её слова могут привести к неприятностям, к неприятностям для неё самой и для него. Но Вика просто не могла оставить его уходить в одиночестве, не предложив хоть какую‑то помощь. Ей было страшно, но это чувство было ничтожно мало по сравнению с той глубокой тревогой, что она испытала, увидев его взгляд.

Он снова посмотрел в землю, и Вика поняла, что он совершенно не уверен в том, что сказать. Её сердце сжималось, когда она видела его в этом состоянии. Он лишь опустил голову, и пошёл к подъезду, не сказав ни слова в ответ. Взгляд его был печален и наполнен тоской, но в то же время в нём читалась благодарность. А она, без единого слова, последовала за ним, не сводя с него глаз.

 

Пока Артемий принимал душ, Вика, словно пойманная в ловушку дикая кошка, не находила себе места. Она то и дело выглядывала с балкона, нервно поглядывая во двор, словно пытаясь предсказать будущее. Она, как завороженная, следила за каждым движением на улице, выискивая знакомые очертания машин своих родителей, хотя и знала, что до их прихода ещё оставалось достаточно времени. Беспокойство нарастало с каждой минутой. Она, словно шпион в тылу врага, боялась, что кто‑то из соседей мог заметить, как Артемий, словно тень, проскользнул в её квартиру, и с их легкой руки это может дойти до её родителей. Но, с другой стороны, их семья не настолько хорошо общалась с соседями, чтобы их приход гостя был воспринят чем‑то необычным.

Вика суетливо принялась готовить для Артемия сменную одежду. Она понимала, что к моменту возвращения её родителей, ему нужно не только поскорее уйти из её дома, но и оказаться как можно дальше от него. Ей было страшно, что её отец, вернувшись с работы, может узнать собственные вещи на каком‑то случайном подростке, живущем по соседству, и тогда последствия могли бы быть непредсказуемыми. Она понимала, что в этот момент нарушает все мыслимые и немыслимые правила, но не могла поступить иначе. Она, словно мать, оберегающая своего детёныша, пыталась сделать всё, чтобы Артемий был в безопасности.

Вика, как сумасшедшая, попеременно смотрела в окно и на часы. Одновременно она набивала свой старый, потрепанный рюкзак необходимыми вещами. Она положила туда еду, которая могла храниться без холодильника: хлебцы, печенье, сухофрукты, стараясь не думать о том, насколько это смешно. Она так же положила пару старых футболок отца, которые, вероятно, окажутся ему велики, джинсы, смену носков.

Она как раз застегивала молнию на рюкзаке, когда Артемий, словно вышедший из тумана, появился в коридоре. Он был другим, неузнаваемым. И она не могла перестать изучать его.

Она была права. Даже мокрые его волосы были светлее, чем раньше, словно приобрели оттенок золота. И от этого его глаза стали ещё более голубыми, как будто она до этого видела их сквозь мутное стекло, а сейчас увидела их во всей своей красе.

Он, по всей видимости, побрился, пока был в душе, потому что теперь выглядел заметно моложе. Его лицо словно помолодело на несколько лет, и он стал больше похож на обычного подростка, чем на бездомного бродягу. Вика, сглотнув подступивший к горлу комок, отвела взгляд от него к рюкзаку, словно пытаясь спрятаться от собственных мыслей. Она была в шоке от того, насколько этот парень изменился, после душа, и ей показалось, что он может прочитать все её мысли, которые вертелись в её голове, как стая испуганных ворон.

Она протянула ему рюкзак, стараясь скрыть своё волнение. «Тебе лучше сейчас уйти, чтобы тебя никто не увидел», – сказала она, и в ее голосе прозвучало больше тревоги, чем ей хотелось показать.

Он взял рюкзак из её рук и посмотрел ей в лицо долгим, пронзительным взглядом. Этот взгляд был полон благодарности и какого‑то непонятного ей чувства, которое ей хотелось разгадать.

 

– Как тебя зовут? – внезапно спросил он, перекидывая рюкзак через плечо и словно прогоняя своим действием неловкое молчание. Его вопрос был простым, но в нём читалась какая‑то детская непосредственность и искреннее желание узнать её имя.

– Вика, – ответила она, и её голос прозвучал тише, чем ей хотелось. Она чувствовала, что от этого простого вопроса у неё внутри всё сжалось.

Он улыбнулся, и эта улыбка, словно яркая вспышка, осветила его лицо, превратив его на мгновение в совершенно другого человека. Вика впервые увидела его улыбку, и тут же её словно пронзила мысль. Как у парня с такой восхитительной улыбкой могли быть такие никчемные родители? Хотя она тут же одернула себя, понимая, что ей не следовало так думать. Родители, в любом случае, должны любить своих детей, какими бы они ни были. Она в очередной раз отмахнулась от этих негативных мыслей, которые иногда просто невозможно было контролировать, и которые вихрем проносились в её голове, подобно урагану. Он протянул ей руку и, с легкой улыбкой, сказал: «А я Артемий».