Увидимся в Сен-Тропе
– Эль, завязывай!
– Он теперь, наверное, тоже думает, что я такая же.
– Кто?
Эля умело показала глазами на человека, о котором рассказывала до прихода Бэллы.
– Эля, не хочу тебя разочаровывать, только я думаю, что он вообще о тебе не думает. Это раз. У него там и без тебя хватает движа – это два. Но есть и хорошая новость. Насколько я поняла из твоего рассказа про некую Марину, он любит эскортниц. Значит у тебя есть шанс, благодаря Бэлле.
– Кажется, я падаю в обморок…
– Успокойся! Я пошутила. И вообще, всем на всех наплевать, так что расслабься. Сегодня же пятница‑развратница, где твоё настроение?
– Умеешь ты поддержать, дружище, – проворчала Эля. – Даже отец Алана как‑то нехорошо смотрит на наш стол! Блин, если б знала, что так будет… Сейчас уже, что ни сделай, в любом случае мы в проигрыше, раз сидим с ними. Короче, полный цугцванг[1].
– Знаешь, ты повёрнута на этой теме. Кто и с кем сидит. Снова повторю – услышь меня: всем наплевать! Relax Baby![2] И вот ещё что: тебе не идёт это унылое выражение лица! Честно.
– Вот тут ты права. Кислая мина никого не красит, – она улыбнулась. – Так лучше?
– Если ещё сделаешь это искренне, будет вообще зачётно!
– Ладно, надо сменить тему, а то я раскисну. – Эля открыла меню, которое мы обе знали наизусть, и, как бы изучая его в тысячный раз, не поднимая глаз, спросила: – Я чувствую, как он смотрит на меня, ну, он же смотрит, да? Успокой меня.
– Да‑да, смотрит. Рада?
– Ещё бы! Я прям чувствую его взгляд на себе. Смотри, я покрылась мурашками… Это фриссон!
– Что?
– Кожный оргазм!
– Совсем сбрендила!
– Это обмен энергиями. – Она заметно оживилась. – Надо поговорить о чём‑то другом, чтобы он не понял, что я о нём думаю и…
– И не почувствовал фриссон в одном месте? – я рассмеялась.
– Сумасшедшая! У тебя слишком богатое воображение! Короче, Склифосовский, лучше скажи: вот ты веришь, что у неё мать доктор? – брезгливо бросила Эля, переводя внимание на Бэллу. – Ты только посмотри на неё. Это же самая настоящая колхозница. Неужели только я вижу это?
– Колхозница?
– Конечно! Понаблюдай за ней. Как бы человек ни прятался за отполированной ширмой, суть‑то не отполировать. Просто невозможно вытащить это из человека! Никакой изысканности. А знаешь почему?
– Эля, если честно…
Но она не дала мне договорить, потому что знала, что я намерена сменить тему.
– Изысканность, – продолжила она, как ни в чём не бывало, – это врождённая, передающаяся особым геном привилегия. Изысканность невозможно выработать в себе, подчеркнуть горой бриллиантов и даже дипломом престижного вуза. В общем, изысканность, как и женственность, либо есть, либо не нужно даже пытаться этим овладеть.
– Мне кажется, что ты встала сегодня не с той ноги или не выспалась.
– Напротив, я выспалась. Просто один вид этой деревенщины меня ранит.
– Не надо драмы, Эля. Знай, что я не согласна с тобой. И потом, что – в колхозе нет докторов? Зачем так делить людей?
– Это всего лишь правда. И я не имею ничего против деревень, кишлаков, аулов и провинций. Мне только не нравятся мошенницы вроде Бэллы, которые всех водят за нос, придумывая байки на ходу. – Эля дёрнула плечами. – А на подруг, на подруг‑то посмотри! Господи, это просто какое‑то шапито на выезде.
– Подруги как подруги… Что с ними не так? Между прочим, родились с тобой в одном городе, так что не возникай! Вроде даже учатся в том же универе, что и ты.
– И что? Ну, может, город и один, и универ один. Только я вот родилась, жила и живу около Кремля. А они все периферийные ёжики.
– Эля, скажи, а как же ты со мной дружишь? Я же так вообще из другой страны!
– Ой, вот только давай без этого, ладно. Твоя родословная говорит сама за себя. И ты порядочная, хорошая девочка. Ну, пожалуй, иногда слишком хорошая. Знаешь, как говорят, «простота хуже воровства».
– Всё‑таки, и мне досталось, – я рассмеялась. – Эля, ты шовинистка! Ты знала об этом? Самая, причём, настоящая!
– Да это не я, это всё размышления Розы, – закатила глаза Элина. – Мне, если честно, по барабану, кто откуда. Даже если бы они родились на Красной площади у Мавзолея, всё равно колхоз так и прёт. Посмотри: ни стати, ни породы.
– Эля! Опять начинаешь, остановись. Противно слушать, это ведь не ты!
– Просто они меня раздражают. Не хочу сидеть за одним столом со шлюхами! Хоть они «как бы» из обеспеченных семей. И не смотри так на меня, Ева! Ты же знаешь первое правило леди – не сидеть за одним столом с дамами полусвета среднего разлива!
– Мне кажется, у тебя ПМС. И, к твоему сведению, она не дама полусвета. Бэлла просто глупая девчонка, мне кажется. Слишком доверчивая.
– Ты слышишь себя? Слишком доверчивая – это ты! Откуда у неё все эти бриллианты?
– Она же говорила, что её…
– Да, да, да. Её эфемерный отец умер и оставил ей в наследство золотые прииски в Австралии. И ты, вроде как неглупый с виду человек, веришь в эту чушь?!
– Послушай, нельзя обвинять кого‑то во лжи, просто потому, что он тебе не нравится.
– У меня неконтролируемый антагонизм по отношению к ней!
– Это видно. Пожуй мяту и успокойся.
– Не поможет. У меня, кстати, ещё и хорошая интуиция.
– Я бы поспорила насчёт этого. Почему тогда молчала твоя интуиция, когда ты согласилась пойти на ужин с…
– Можно не произносить вслух это имя? Ты мне вообще друг или как? Сделай одолжение, забудь это недоразумение.
– Моё молчание стоит дорого.
[1] Положение в шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции.
[2] Расслабься, детка! (англ.)
