В котле сатаны

Гордей Иванович и сам понимал, что бойцы измучены, несколько дней с короткими перерывами на отдых и сон они отвоевывали километр за километром у немцев плацдарм. Им сейчас бы пару дней передышки. Выспаться, укомплектовать танковые отделения до полного штата, а то в каждой машине то заряжающего не хватает, то башнера. Только передышки не будет, не дает вермахт расслабиться, даже несмотря на успешное наступление Красной армии. Силы вермахта сделали шаг в сторону Польши, уступили несколько километров воинским соединениям Советского Союза, поэтому теперь нужно будет с удвоенной силой отчаянно использовать любую возможность, вернуть утерянные плацдармы назад. Разгромленные германские генералы ищут шанс, чтобы доказать своему фюреру превосходство над советскими воинами. По данным советской разведки штаб начал подготовительный этап операции «Бадуа», собрав в составе оперативной наступательной группировки «Шевалери» 20‑ю моторизованную дивизию с полком 205‑й пехотной дивизии, 21 танком и 11 штурмовыми орудиями. К месту расположения группировки сейчас, как донесло воздушное наблюдение, передислоцировались вдоль линии фронта дополнительные германские силы: 291‑я пехотная дивизия с несколькими батальонами 331‑й пехотной дивизии, 22 танками и 10 штурмовыми орудиями.

Потому отдыха у советских танкистов не будет, несмотря на то что освобожденный Ленинград и вся страна бурлят от радостной новости – блокада снята. Задержаться в освобожденном городе не получится, приказ командования однозначный: 12 часов на подготовку к новой атаке, ибо немцы готовят контрнаступление с целью деблокировать советский гарнизон, что теперь расположился в черте города.

Новый ротный, лейтенант Соколов, уже с ожиданием поглядывал на комбата неподалеку от суетившихся своих бойцов. Те осматривали танки в поисках повреждений, заводили двигатели, вслушиваясь в рычание моторов, двигали рычаги, проверяя плавность хода. Часть уже ушла на поиски топлива для костров, с десяток ребят покрепче забрал старшина, заведовавший тыловым обеспечением. Полевая кухня прибудет только утром, поэтому приходилось обходиться сухпайком и своими силами. Возле цехов фыркала цистерна с соляркой, через щели между досок в соседнем цехе доносился треск и запах сварки. Жизнь батальона кипела после боя, не останавливаясь ни на минуту, что были такими драгоценными рядом с линией фронта.

Еременко кивнул – давай, лейтенант, докладывай.

– Товарищ командир, из двух рот на ходу пятнадцать машин, у остальных повреждения броневого листа, две единицы с заклинившей Ф‑34.

– К ремонтникам. Утром снова доложишь, что там у них получилось починить. Штат у тебя сколько, пересчитал народ?

– Да, три человека в госпитале, но они на перевязку и снова на службу, – сообщил Алексей.

Не по годам серьезный, он обдумывал, как же обсудить с комбатом острую нехватку кадров так, чтобы это не выглядело жалобой неопытного командира. Ведь при всей сдержанности и скромности Соколов привык всегда принимать решения, даже если к его кругу обязанностей это не имело отношения. На любые вопросы лейтенант искал решение самостоятельно, предлагая командованию уже готовый план. Комбату и без него хватает проблем, что надо решить. Покормить, одеть и снарядить больше пятисот человек личного состава, заправить пятьдесят с лишним бронированных машин, доложить в командный пункт о боеготовности и наметить маршрут для марша к месту следующего боя.

– Гордей Иванович, у меня в каждом отделении по два человека кое‑как набирается.

– У тебя ведь сейчас пять взводов слеплено из штата двух рот, Соколов? Ты за двух ротных у меня командуешь?

– Так точно, товарищ майор.

Комбат вдруг без сил опустился на кирпичную кучу, стянул фуражку и потер ежик на голове рукой. Что же делать ему с двумя неукомплектованными ротами? Соединить в одну – останутся незадействованные тридцатьчетверки, оставить как есть – в бою мехвод и башнер не справятся со сложной техникой. Чтобы заряжать, наводить прицел и маневрировать танком Т‑34, необходимы три человека, а по штату так и вовсе положен еще и четвертый член экипажа – стрелок‑радист, что управляется с массивной радиостанцией. Алексей попытался во второй раз начать разговор:

– Товарищ комбат, у меня есть переложение, может, запросить перевод хотя бы человек десяти в наш батальон? Может быть, есть добровольцы из местных жителей. Поставим в заряжающие. Понятно, что заменить мехвода или наводчика они не смогут, но снаряды подавать научим.

– Ох, Соколов, вечно ты со своими идеями. Ты людей в городе видел? Там же скелеты живые, а тебе десять парней подавай в заряжающие. Они еле ноги передвигают, как они тебе девять кило подкалиберного поднимут, сам‑то подумал? – устало покачал головой Еременко, но тут же, соглашаясь, махнул рукой. – Запрошу штаб, может, подкрепление уже прибыло. Давай, Соколов, утром подойди. Сейчас бы с теми разобраться, кто есть.

Алексей отошел в сторону, смущенный полуотказом, ведь прав где‑то комбат. В разрушенном городе люди за сотни дней блокады превратились в призраки, истощали до прозрачности, откуда им взять силы для участия в танковом бою. Только подумать, как по‑другому решить дефицит кадров, ему снова не дали. Мехвод Бабенко из командирского экипажа спешил навстречу командиру:

– Алексей Иванович, разрешите танки на ремонт сопровождать? Я присмотрю, чтобы все правильно сделали, там сварной шов надо класть спиралью, чтобы сопротивляемость бронелиста не потерять.

Всю досаду как рукой сняло – с такими бойцами он любую задачу решит. Перемазанный машинным маслом, с разводами на лице, растрепанный, измученный боями Бабенко сиял и от нетерпения, казалось, приплясывал. Инженер‑испытатель Харьковского танкового завода, он всю жизнь отдал моделированию и улучшению Т‑34, поэтому внутренности, болячки и слабые места легендарного танка знал наизусть. Пестовал каждую тридцатьчетверку словно ребенка. Вот и сейчас он, забыв об усталости, был готов бежать в ремонтный цех, чтобы вместе с техниками заботливо лечить разбитые катки, слетевшие пальцы, оплавленную проводку и пробоины. За спиной его маячил с ящиком инструментов в руках заряжающий Коля Бочкин, 20‑летний ефрейтор, который последний месяц хвостом ходил за мехводом, твердо решив выучиться у него ювелирному управлению бронированной машиной.

– Товарищ командир, а можно с дядь Семой к рембригаде? То есть с сержантом Бабенко? Мы нашего Зверобоя уже залили до самого верха, и маскировка установлена, как по уставу положено, – на круглом лице застыло просительное выражение.

– Идите, – махнул Алексей и спросил у Бабенко: – У вас не осталось табачку, Семен Михайлович?

– Нет, – развел руками пожилой мужчина. – Подчистую выгреб все, себе только на одну самокрутку оставил.

Алексей тяжело кивнул, от голода и усталости кружилась голова, он чувствовал, как ноги в сапогах почти его не слушаются, при каждом шаге он спотыкается об обломки кирпичей и деревяшек от разрушенных стен зданий. В голове он механически прокручивал список необходимых дел: «На ремонт машины отправил, пункт питания в процессе организации, раненых к восьми утра… Доклад комбату…» Он потер слипающиеся глаза, хотя бы 15 минут полежать, закрыть зудящие от недосыпа веки. Словно из тумана донесся голос старшины Василия Логунова, который командовал взводом в его роте, а еще был башнером в командирском танке:

– Алексей Иванович, идите в танк, передохните пару часов. Я за хозяйством присмотрю, растолкаю при необходимости.