В объятиях зверя
Всё, что касалось работы, он принимал равнодушно, с каменным лицом. Делал всё на автомате: прикрывал, проверял путь. Но если затронуть его самого, то всё…
Цепь рвётся, и он превращается в грубого, неконтролирующего свои действия человека. Поэтому иногда он выходил из себя.
Но он уважал моего мужа. И даже после его смерти остался со мной, за что я ему очень благодарна.
И всё равно на наш контракт, заключённый на три года, который рано или поздно истечёт…
– Вы уверены в своих словах, госпожа Романова? – его тон становится спокойней.
– Да, – скромно улыбаюсь, слушая беспричинно взъевшегося партнёра. Медленно и с заботой поглаживаю живот. В ответ под ладонью ощущаю пинающееся и долгожданное чудо. Улыбка расплывается по лицу ещё шире. – Я хочу семьдесят процентов от выручки.
– Олеся Игоревна, Вы перегибаете! Вы! Вы! – хочет выкрикнуть что‑то злое, гадкое, но рядом стоящий Лев давит на него морально. И ладонью. – Ваш муж в гробу перевернулся!
Рука Льва Викторовича резко сдавливает плечо Аркадия. На лице телохранителя ни единой эмоции. Только сжимает пальцами плоть партнёра через толстую ткань дорогого пиджака.
– Пожалуйста, не трогайте моего мужа, – прошу как можно вежливее, смотря мужчине чётко в глаза.
Лёве тоже не нравятся разговоры о своём нанимателе, но он молчит, сдерживается.
– Сейчас его нет с нами.
Последние слова говорю с сожалением. Невозможно больно. В глазах уже собирается влага. Просится наружу. Это слишком больная тема.
Потому что пережить такое так быстро…
Не могу.
– Если вы не согласны, мы больше не будем сотрудничать, – снова произношу спокойно, чтобы не вызвать конфликт. Останавливаю ладони и замираю, пытаясь успокоиться. Мой маленький мальчик был для меня личным успокоительным.
На остальное сейчас было всё равно. Для Дмитрия это было важно, а для меня нет. Если мне на счёт будет поступать на несколько миллионов в месяц меньше, даже не замечу этого. Трачу в сотни раз меньше.
Поэтому встаю с места, придерживая живот рукой. Опираюсь о стол и делаю несколько слабых шагов.
– Если передумаете, свяжитесь, пожалуйста, с моей помощницей, – вежливо произношу и иду к выходу. – Лев, я немного утомилась. Пойду, отдохну.
Весь день только и были одни встречи. И под вечер уже вымоталась.
Дальше не слышу. Выхожу за дверь, касаюсь ладонью живота. Тяжко вздыхаю, потому что малыш пинается. Скоро, совсем скоро. Осталось потерпеть ещё чуть‑чуть.
Медленно иду по коридору, по пути встречаю горничную. Прошу сделать травяной чай и принести в мою комнату.
День выдался неудачный. С утра до обеда мучили сильные боли. Несколько часов назад на меня чуть не упала ваза, напугав и заставив нервничать. Из‑за чего снова началось недомогание. Врач говорит, что с моей тяжёлой беременностью и моим здоровьем это нормально, но я сильно волнуюсь за малыша.
Конечно, этот период и будет таким сложным, когда отец твоего ребёнка покинул этот мир. И ты прекрасно об этом знаешь. Но пока не можешь смириться, что того любящего человека больше нет.
Внезапно останавливаюсь. Рядом мелькнувшая тень отвлекает от раздумий и мыслей о ребёнке.
Поворачиваюсь в сторону кухни, захожу внутрь, осматриваясь по сторонам.
Вокруг никого. Только кипящая на плите кастрюля говорит о том, что недавно здесь кто‑то был. Наверное, Марина отлучилась. Забыла специи или приправы, вот её тень и мелькнула в свете тусклых ламп.
Слишком себя накручиваю. Всё нормально. Это всего лишь предродовые нервы.
Выхожу из помещения, облегчённо выдыхаю и снова направляюсь в свою спальню.
Свет сегодня работает плохо. Тусклый и почти не помогающий ориентироваться в темноте. Ещё и местами погасший.
И только полная луна огрызками освещает коридор.
Чуть не спотыкаюсь о ковёр, ойкаю. Да, упасть мне ещё не хватало…
Выпрямляюсь, смотрю вперёд и замираю. Передо мной стоит тёмный силуэт. Недалеко, но достаточно, чтобы в несколько секунд преодолеть расстояние между нами.
Страх мгновенно пробирается к и так скованному горлу. Тело парализует, когда мощная фигура делает внезапный шаг в мою сторону.
Неосознанно пячусь назад. Ноги становятся тяжёлыми, ватными, но не останавливаюсь. И так натянутые нервы потихоньку рвутся от играющих на них щупальцев опасности.
Может, я накручиваю себя? И это просто кто‑то из охраны или садовник… Может… Не знаю! Кто угодно! Но только не тот, о ком я думаю!
– Кто там?! – выкрикиваю, и голос дрожит. Если это очередное покушение… Я не убегу. Просто не смогу. Как бы ни хотела жить.
Тень не отвечает, только идёт вперёд. Медленно, будто играясь и заставляя нервничать сильнее.
Каждый шаг человека отзывается в ушах как удар звонкого колокола.
Бам.
Бам.
Не дожидаюсь, пока он подойдёт ближе, разворачиваюсь и быстрее шевелю ногами.
Бежать не могу. Что есть мочи перебираю ногами, но, кажется, это не спасёт меня.
Не нахожу лучшего решения, чем истошно, что есть силы крикнуть:
– Лев! – ускориться не могу. А тень всё приближается. Дышит мне в спину. Сковывает страхом, который всё больше давит на сознание. – Лев!
Крик раздирает горло. Я редко делаю это из‑за слабого голоса. Но сейчас не могу сдержаться. Прошу о помощи, потому что шаги позади ускоряются, становятся громче.
Надежда о спасении с каждой секундой пропадает.
Она не появляется даже тогда, когда заворачиваю за угол. Иду так быстро, как могу. Придерживаю живот, тяжело дышу и молюсь.
Мне плохо. Настолько, что хочется упасть и просто отдохнуть. И так слабое тело даёт сбои.
Надеюсь встретить кого‑то на пути, но дом словно стал пустым. Будто я живу здесь одна.
Решаюсь, смотрю назад, надеясь, что тень отстала.
Но с моей‑то скоростью… Это невозможно.
Чуть‑чуть расслабляюсь, но выдыхаю без облегчения.
Никого.
Не останавливаюсь, продолжая идти вперёд, зная, что тот человек где‑то рядом. Точно поблизости. Чувствовала его всем телом. Его присутствие рядом.