В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность
Бандиты оживились и снова начали стрелять. Теперь уже в сторону «Ники». Мама схватила меня, затащила в трюм, затолкав в кладовку, и заперла. Я сидела в абсолютной темноте и только слушала. Вот снова застучали выстрелы. Совсем‑совсем рядом, над головой. Хлопнула ракетница. На палубе словно завыл дьявол и снова выстрелы. От страха я не могла сидеть, рухнула на пол, сжалась в комочек и всё повторяла:
– Под Твою защиту прибегаем…
Дальше я почему‑то никак не могла вспомнить. Я даже плакать не могла.
Сверху доносился топот чужих ног, вся «Ника» дрожала от них. Потом, среди чужих воплей раздался мамин короткий крик, звуки ударов, папина испанская брань.
Снова и снова звуки ударов, выстрелы, чужой гогот… Мне показалось, что шум продолжался бесконечно. Наконец, я услышала ещё один звук мотора, что‑то кричали в мегафон, снова выстрелы, крики.
И тут я совсем обмякла, сердце застучало в самом горле, мешая дышать, и я из полной темноты провалилась в мир вовсе без звуков и мыслей…
Меня разбудил свет. Солнечные лучи падали из люка, отражались в зеркалах и стеклянном шкафу и мягко наполняли безмятежностью всю кают‑компанию. Я лежала на диване, укутанная пледом. Рядом на столе в салатной миске поблескивали на солнце пустые ампулы. Ночной шторм утих, «Ника» слегка покачивалась, и я могла поклясться – стояла у причала. Именно так она ведет себя при спущенном трапе. Я пошевелилась и села. В голове закружилось, в глазах потемнело, и я снова повалилась на диван. У меня ничего не болело, но чувствовалась такая слабость и апатия, что я лежала ещё некоторое время, равнодушная ко всему на свете.
Потом я услышала шум снаружи и села. У меня в голове не было никаких мыслей. Очень медленно, как во сне, я начала подниматься на палубу. Солнце ослепило, я вдохнула свежего ветра, и в голове чуть прояснилось. «Ника» была пришвартована у пристани, около трапа стоял полицейский. Я огляделась и тут заметила маму. Она стояла на четвереньках и ожесточенно отмывала палубу.
– Мамочка!
Она подняла голову. Я испугалась. Ее левый глаз заплыл, под ним разливался багровый кровоподтек. А всегда аккуратные ровные губы распухли, на них запеклась корочка. Я отступила назад и чуть не свалилась с лестницы.
– Софи! Солнышко! Ты уже проснулась? – бросилась ко мне мама и хотела улыбнуться, но у неё получилась только болезненная гримаса. Она отбросила тряпку и крепко обняла меня.
– Ты, наверное, проголодалась? Пойдем, я тебя накормлю.
– Где папочка?
– С ним всё хорошо, он в больнице, – подбадривала себя мама. – Ему сделали операцию.
– Мы пойдем к нему?
– Пойдем. Только надо привести в порядок «Нику».
Я оглядела палубу. Она блестела, но, приглядевшись, я заметила бурые пятна. Вот их‑то и отмывала мама.
– Это кровь? – спросила я.
Мама кивнула.
– Папина?
У мамы задрожали губы, она схватила меня, крепко прижала к себе и начала беззвучно рыдать.
2. Начало
Я родилась на Таити, где‑то между береговой линией и потухшим вулканом.
Мой папа – француз. У него черные кудрявые волосы, смуглая кожа, изысканный профиль и белозубая улыбка. Его родной язык – французский, но ругается он исключительно по‑испански. Когда я была ещё совсем маленькой, то думала, что «карамба» – это большой страшный паук и папа зовет его на своих врагов. Папа родился на Корсике. Рано остался без родителей, его воспитывала бабушка. Учился в Париже. А когда вернулся, сам сконструировал и построил «Нику», нашу яхту. О папиной жизни и приключениях можно написать целую книгу, и когда‑нибудь я обязательно это сделаю.
Моя мама – ирландка. Самая настоящая: белокожая и медноволосая, а её глаза – изумрудные, словно поля её родного острова.
Она родилась на острове и всю жизнь прожила на нем, узнавая о другой жизни только из книг, радио и рассказов взрослых. Самое большее, о чем она могла мечтать, – поехать в Дублин. Но семья жила так бедно, что о путешествиях думать не приходилось. Гленна окончила школу, но колледж оказался несбыточной мечтой. Отец Гленны был рыбаком. Однажды случилось то, чего боятся все женщины на свете: лодку с рыбаками разбило о скалы. Мать, Фланна Маллан, провела в беспамятстве три дня, а когда тела нашли – сама обмыла тело мужа, положила в гроб и в ту же ночь тихо умерла во сне. Так, в семнадцать лет Гленна осталась одна, в крошечном домике, за который ещё не выплачен долг, без денег, родственников и жизненного опыта.
В тот год зима наступила рано, часто штормило, и рыбаки, слонявшиеся без дела по острову, много пили и часто пытались навестить одинокую девушку. Первый раз Гленна так испугалась пьяной компании, что выпрыгнула из окна в одном платье, убежала на кладбище и замерзала там, пока хмельные рыбаки не разбрелась по домам. Второй раз Гленна подготовилась. Она плеснула на компанию бензина и пригрозила поджечь. «Полоумная она. Никакого с ней веселья», – решили протрезвевшие парни, и вечерние визиты к дому Гленны Маллан прекратились.
И потянулись унылые зимние вечера. Гленну развлекали только книги, радио да рукоделие. Она честно пыталась заработать кружевом, но перекупщики забирали кружева за гроши. Да и делали это скорее из жалости к девочке. Постоянной работы на острове не было. Оставалось или выходить замуж за какого‑нибудь рыбака или уезжать с маленького острова на большой, в город, работать официанткой или горничной.
Много раз Гленну посещали мысли, что хорошо бы и ей упокоиться на тихом кладбище возле родителей. Но каждый раз она отбрасывала эти мысли. Самоубийц не хоронят на освященной земле. А умереть от «неизлечимой болезни», как героини популярных романов, у Гленны не получалось: здоровьем Бог наградил девушку щедро. Даже после ночных «пряток» на кладбище она ни разу не чихнула. Тогда в её голове, призрачным видением, поселился образ. Далекие берега, неизвестные города – весь мир открыт и ждет её.
«Летом я уеду отсюда навсегда, – говорила она себе, и сердце замирало в предчувствии перемен. – У меня будет новая, интересная жизнь. И я найду своё счастье!»
За зиму она написала два десятка писем в морские агентства по найму персонала. Половина из них не ответили, из семи пришел вежливый отказ, а из трех – просьба прислать фото и копию школьного диплома.
«Я буду работать горничной или официанткой на каком‑нибудь большом лайнере и наконец‑то увижу мир!» – думала Гленна. Она никому не говорила о своей мечте. Ей бы рассказали о плавучих борделях и прочих «работах», доступных хорошенькой девушке, не обремененной семьёй, образованием, связями и деньгами.
