В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность

Мы пошли от входа налево, по тихой аллее. Навстречу нам попадались в основном туристы. Они бродили шумными стайками, часто фотографируя и что‑то восклицая. Папе это явно не нравилось. Мы пришли к одному склепу с золотыми буквами. Буквы были все знакомые, но разобрать надпись я не смогла. Позже я узнала, что надпись была на корсиканском языке. Папочка прислонился к тяжелой решетке, закрыл глаза, и его губы что‑то быстро зашептали. Может быть, это была молитва, может быть – слова прощания. Я была маленькая, но поняла, что папочка привел нас проститься с его родными. Там были похоронены его родители, которые погибли в автокатастрофе, и бабушка Летиция, воспитавшая его.

Мама стояла молча и гладила меня по голове. Обратно до порта мы шли пешком. Я натерла ноги в непривычной обуви, но не ныла и старалась не хромать. На «Нике» я немедленно разулась, спустила тяжелые башмаки за борт, и они сразу утонули.

Папа не стал поднимать паруса, запустил двигатель. А когда мы отходили от берега, он тихо прошептал по‑французски:

– Прощай, Аяччо!

Когда мы покидали приветливое Средиземное море, мама плакала, а я бурно радовалась: наконец‑то нас ждут настоящие путешествия и приключения! Если бы я знала тогда, насколько опасными окажутся наши приключения, я бы тоже плакала.

 

5. На запад

 

Мы шли под парусами три недели, кругом был бескрайний Атлантический океан, и я часто, стоя у штурвала, думала, что вот мы плывем, а под нами на огромной глубине лежат горы и долины, города и храмы древней Атлантиды. И может быть, её жители совсем не умерли, а превратились в человекорыб. И живут там до сих пор! Папа ведь рассказывал мне про теорию эволюции Дарвина, и я подумала, что ведь и люди немного животные. И если Бог дал возможность эволюционировать животным, то он мог разрешить и людям немного поэволюционировать. Совсем немножечко. Чтобы жить под водой. Евреев он же вывел из Египта, спас их от рабства. Ну, и жителям Атлантиды мог помочь.

Так я думала, рассекая просторы Атлантики. Но потом я вспоминала, что древние греки были язычниками, и вздыхала. Нет, не помог. Смыл всех с лица земли, потому что они поклонялись ложным богам и делали жертвоприношения…

Христианство в моей голове так сильно было перемешано со сказками, сагами, мифами и легендами разных народов, что я, наверное, и сама была язычницей. Конечно, я знала и «Отче», и «Кредо», и множество подробностей жизни первых христианских мучеников и святых. А вот в иерархии священнослужителей путалась. И догмы давались мне нелегко. Мама хотела вырастить из меня добрую католичку, но я задавала ей такие глупые вопросы, что они ставили её в тупик, а то и вовсе лишали дара речи. Папа в таких случаях смеялся:

– Устами младенца глаголет истина…

А ещё он говорил:

– Богу важнее то, что мы делаем другим людям, чем то, что мы делаем ему.

Мама обзывала папу еретиком и гневно надувала свои пухлые губы. Но она не умела сердиться долго. Вообще, вопросы веры мы не обсуждали. Мамочка рассказывала мне о Христе, о бессмертии души, но она не могла ответить точно: есть ли душа у животных? Есть ли душа у растений? И ещё многие вопросы ставили её в тупик. Папочка тоже называл себя католиком, но он никогда не просвещал меня в вопросах религии. Он считал, что это слишком личное и об этом нельзя говорить даже с друзьями.

Я никогда не перестану удивляться, как много знал и умел мой отец. Ещё до встречи с мамой он обошел весь свет на своей «Нике», иногда – с командой, иногда – в одиночестве. А с тех пор как мы с мамой стали частью «Ники», других матросов на нашем судне не появлялось. Со всем справлялись мы сами. Помню, как однажды, ещё в Средиземноморье, жесткий мокрый трос вырвался у меня из рук, сдирая кожу. Я хотела заплакать, но тут папа бросил на меня устрашающий взгляд, и я, забыв о своей беде, почувствовала другую. Страшную. Я схватила трос, перекинула через блок и потянула его, выравнивая парус. Папа выдохнул. А потом, когда «Ника» выровнялась, мы спустились в каюту, папочка мазал мне ладони мазью, бинтовал и целовал каждый пальчик. Но такие события у нас случались редко. В этот раз, пересекая океан, и небо, и ветер, и сама Атлантика благоволили нам.

Ровно через тридцать один день, как и планировал папа, мы прошли путем Колумба и увидели на горизонте землю.

Мы все стояли на палубе, папа положил руки мне на плечи.

– Ну как, юнга? Чувствуешь себя Колумбом?

Было тепло, но по моей коже бегали мурашки: Новая земля! Терра инкогнита! И пусть она уже заселена, для меня эта страна, это огромное пространство было совсем‑совсем новое и неизвестное.

«Ника» повернула на север и взяла курс на Нью‑Йорк.

 

Такого огромного и сверкающего города я не видела никогда в жизни. Даже Неаполь, Рим или Константинополь не могли сравниться с ним. Его огромные, как горы, сверкающие небоскребы, переплетение дорог, замысловатые автомобильные развязки и длинные улицы. Ко всему этому ещё бесчисленное количество машин, людей, вертолётов, и всё это непрерывно двигалось, сверкало, звучало и пахло.

Мы пришвартовались на стоянке для яхт, где‑то в районе Брайтон‑Бич. Папа отправился добывать нам автомобиль, потому что «без машины в Америке невозможно». Мама занялась подготовкой «приличной одежды» для нас всех, потому что нам «предстояли визиты». На «Нике» мы никогда не заморачивались с одеждой. Если было тепло, то папа работал в плавках, а мама в легкой тунике до колен. Я же чаще всего носила шорты и футболки, и меня нередко принимали за мальчика. На палубе у нас всегда было чисто, и мы шлепали по ней босиком, но обувь у нас, конечно, тоже была: сандалии для походов в город и спортивные тапки, чтобы не скользить по палубе в шторм.

Папа вернулся на белой машине и повез нас к своему старинному другу. Тот был владельцем небольшого сувенирного магазинчика возле пляжа. Мама надела лучшее своё платье, меня тоже приодели, но, увидев нас, папин приятель всплеснул руками:

– Албанские беженцы, не иначе! Ник, у тебя такая дорогая яхта и такая бедная команда! Нью‑Йорк – город для богатых. Здесь неприлично быть бедным. Всё, забывай свои средиземноморские штучки. Упаковка – вот что главное!

Мне эти слова показались обидными. Я подумала, что папа сейчас даст этому старику в нос, чтобы он не дразнился, но папа почему‑то смеялся.

– У меня есть деньги, Марк, – сказал он. Оставляю тебе моих девочек, приодень их. А у меня ещё дела в Сити.

– Дела, – покачал головой Марк. – У меня тоже раньше были дела в Сити.