Власть меча

– Доктор Твентимен‑Джонс и я в это верим… и мы обозначили некоторые весьма интересные участки. В двух сотнях миль выше по течению есть водопад, который бушмены называют Местом Великого Шума, Ауграби. Потом Оранжевая проносится сквозь узкое крутое ущелье и падает в другое ущелье, невероятно глубокое. Оно должно быть настоящей сокровищницей пойманных алмазов. Потом идут другие древние наносные русла, там река меняет свой курс.

Они миновали реку и узкую полосу зелени вокруг нее, и локомотив снова набрал ход, когда они покатили на север, в пустыню. Сантэн внимательно наблюдала за лицом Шасы, продолжая свои объяснения и лекцию. Она не стала бы продолжать, если бы заметила признаки скуки; при первом признаке рассеянности она умолкала. Ей незачем было слишком нажимать. Шасе хватало времени для необходимого обучения, но именно эта тема никогда не утомляла его, никогда не выходила за пределы его сил или еще не слишком развитого сосредоточения. И Сантэн должна была сохранять его энтузиазм в целости и сохранности, не истощая его.

На этот раз любопытство и настойчивость Шасы вышли за обычные пределы, и Сантэн решила, что настала пора двинуться дальше.

– В салоне должно быть теплее. Идем внутрь. – Она подвела сына к своему письменному столу. – Тут есть кое‑что, что я хочу тебе показать.

Она открыла секретную сводку ежегодных финансовых отчетов «Компании Кортни по разработкам месторождений и финансированию».

Это обещало стать трудной задачей, потому что даже для нее самой бумажная работа представляла смертельную скуку, и Сантэн сразу увидела, как Шаса обескураженно взирает на колонки цифр. Математика являлась его единственным слабым местом.

– Ты ведь любишь шахматы, да?

– Да, – осторожно ответил Шаса.

– Это тоже игра, – заверила Сантэн сына. – Но в тысячи раз более захватывающая и вознаграждающая, как только ты поймешь ее правила.

Шаса заметно оживился – игры и выигрыши он понимал.

– Объясни мне эти правила!

– Не все сразу. Понемножку, пока ты не узнаешь достаточно, чтобы начать играть.

Наступил вечер, прежде чем Сантэн заметила усталость в уголках рта Шасы, но он все еще продолжал сосредоточенно хмуриться.

– На сегодня достаточно. – Она закрыла толстую папку. – Так каковы золотые правила?

– Всегда нужно продавать что‑то дороже, чем купил.

Сантэн ободряюще кивнула.

– И нужно покупать, когда все продают, и продавать, когда все покупают.

– Хорошо. – Она встала. – А теперь глотнем свежего воздуха, прежде чем переодеться к ужину.

На балконе вагона она обняла сына за плечи, и ей пришлось для этого потянуться вверх.

– Когда приедем на рудник, я хочу, чтобы ты по утрам работал с доктором Твентименом‑Джонсом. Днем можешь быть свободен, но утром будешь работать. Я хочу, чтобы ты знал все о руднике и о том, как и что работает. Конечно, я буду тебе платить.

– Это ни к чему, мама.

– Еще одно золотое правило, дорогой: никогда не отказывайся от подходящего предложения.

Всю ночь и весь следующий день они ехали на север через огромные пространства, выбеленные солнцем, а далекий пустынный горизонт очерчивали темные голубые горы.

– Мы должны попасть в Виндхук сразу после заката, – сказала Сантэн. – Но я договорилась, чтобы наш вагон поставили в тихий тупик, так что мы останемся в нем на ночь, а утром отправимся на рудник. С нами будут ужинать доктор Твентимен‑Джонс и Абрахам Абрахамс, так что переоденемся.

 

Шаса в одной рубашке стоял перед высоким зеркалом в своем купе, сражаясь с черным галстуком‑бабочкой – он еще не до конца освоил искусство завязывания, – когда почувствовал, что поезд замедляет ход, и услышал долгий зловещий гудок локомотива.

Его кольнуло волнением, и он повернулся к открытому окну. Они ехали через перевал над Виндхуком, и, пока Шаса смотрел, начали загораться уличные огни. Этот городок был не больше любого из пригородов Кейптауна, и в нем освещались лишь несколько центральных улиц.

Когда они достигли окраин города, поезд сбавил скорость, двигаясь не быстрее пешехода, и Шаса почуял запах древесного дыма. Потом он заметил нечто вроде лагеря среди деревьев и кустов рядом с рельсами. Он высунулся из окна, чтобы рассмотреть все, и уставился на скопления неопрятных лачуг, окутанных голубым дымом костров и затененных сгущавшимися сумерками. К рельсам был обращен щит с кое‑как нарисованными буквами, и Шаса с трудом разобрал их: «Ваал Хартс? К черту!» Слова не имели смысла, и Шаса нахмурился, заметив две фигуры, стоящие у щита и наблюдающие за проходившим поездом.

Фигура поменьше ростом оказалась девочкой, босой и в бесформенном платье на хрупком теле. Она не заинтересовала его, и он перевел взгляд на более высокую и крепкую фигуру рядом с ней. И тут же потрясенно выпрямился. Даже в таком слабом свете он узнал эти серебристые волосы и черные брови. Мальчики без какого‑либо выражения уставились друг на друга; мальчик в белой рубашке и черном галстуке в освещенном окне вагона – и мальчик в пыльном хаки. Потом поезд прошел мимо и скрыл их друг от друга.

– Милый…

Шаса отвернулся от окна на голос матери. Этим вечером она надела сапфиры и голубое платье, тонкое и легкое, как древесный дым.

– Ты еще не готов! Мы через минуту будем на станции… а что это ты сотворил со своим галстуком? Иди сюда, давай я сама завяжу.

Пока Сантэн стояла перед сыном и опытными пальцами завязывала галстук, Шаса старался сдержать и подавить гнев и чувство неполноценности, вспыхнувшие при одном‑единственном взгляде на того мальчика.

 

Машинист локомотива увел их вагон с главного пути на частную стоянку за железнодорожными строениями и отцепил локомотив, оставив вагон рядом с бетонным пандусом, где уже стоял «форд» Абрахама Абрахамса. Сам Эйб поднялся на балкон в тот самый момент, когда вагон остановился.

– Сантэн, вы прекрасны, как никогда!

Он поцеловал ей руку, потом расцеловал в обе щеки. Это был невысокий мужчина, того же роста, что и Сантэн, с живым подвижным лицом и быстрыми внимательными глазами. Уши у него чуть шевелились, словно он прислушивался к какому‑то звуку, которого никто другой не мог услышать.