Власть меча

– Ты сама показала мне, как это сделать! Я бы ничего и не сумел без тебя!

– Ни шиша хорошего теперь не будет! – Аннализа уже плакала. – Лучше бы нам просто сбежать!

Эта идея нашла отклик в душе Шасы, но он с неохотой отказался от нее.

– Пошли, – сказал он и подсадил девушку на спину Престер‑Джона, а затем забрался позади нее.

Они увидели факелы поисковых групп на равнине под собой, когда обогнули выступ горы. На дороге тоже горели огни – фары машин, ехавших медленно, явно шарили по обочинам, и до них донеслись крики поисковиков, когда пони добрался до леса далеко внизу.

– Мой папа точно убьет меня на этот раз. Он узнает, чем мы занимались, – хныкала Аннализа, и ее жалость к самой себе раздражала Шасу.

Он уже отказался от попыток ее успокоить.

– Да как он узнает? – огрызнулся он. – Его там не было.

– Ты же не думаешь, что ты был первым, с кем я это делала, – резко произнесла Аннализа, желая ранить Шасу. – Я этим со многими занималась, и папа дважды меня поймал. О, он все равно узнает!

При мысли о том, что Аннализа проделывала этот странный и удивительный фокус с другими, Шаса почувствовал жаркий прилив ревности, который вскоре остыл под влиянием рассудка.

– Что ж, – сказал он, – если он знает обо всех остальных, ты вряд ли сможешь свалить вину на меня.

Аннализа попалась в собственную ловушку и испустила очередное душераздирающее рыдание; и когда они столкнулись с группой искавших их людей, шедших вдоль водовода, она продолжала театрально плакать.

 

Шаса и Аннализа сидели в противоположных концах гостиной бунгало, инстинктивно держась как можно дальше друг от друга. Когда они услышали, как снаружи остановился «даймлер» с горящими фарами, Аннализа снова заплакала, шмыгая носом и потирая глаза, чтобы добыть побольше слез.

Они услышали быструю легкую поступь Сантэн на веранде, и за ней звучали более неторопливые шаги Твентимен‑Джонса.

Когда Сантэн появилась в двери гостиной, Шаса встал и сложил перед собой руки в жесте кающегося грешника. На ней были индийские бриджи, сапоги для верховой езды и твидовый жакет, на шее красовался желтый шарф. Сантэн пылала, она одновременно испытывала облегчение и пребывала в ярости, как мстительный ангел.

Аннализа, увидев ее лицо, испустила тоскливый вой, притворяясь лишь наполовину.

– Заткнись, девица! – тихо приказала ей Сантэн. – Или я обеспечу тебе настоящую причину рыдать. – Она повернулась к Шасе. – Кто‑то из вас пострадал?

– Нет, мама.

Шаса повесил голову.

– Престер‑Джон?

– О, он в прекрасном состоянии.

– Ладно, значит, все в порядке. – Она не стала ничего уточнять. – Доктор Твентимен‑Джонс, не отведете ли вы эту юную леди к ее отцу? Я не сомневаюсь, он знает, как с ней обойтись.

Сантэн коротко переговорила с отцом Аннализы около часа назад – это был крупный лысый мужчина с татуировками на мускулистых руках, агрессивный, с красными глазами, вонявший дешевым бренди и сжимавший волосатые кулаки, когда высказывал свои намерения относительно своей единственной дочери.

Твентимен‑Джонс взял девушку за запястье, поднял на ноги и повел ее, хнычущую, к двери. Когда он проходил мимо Сантэн, выражение ее лица смягчилось, и она коснулась его руки.

– Что бы я делала без вас, доктор Твентимен‑Джонс? – тихо произнесла она.

– Подозреваю, что вы прекрасно справились бы самостоятельно, миссис Кортни, но я рад, что могу помочь.

Он выволок Аннализу из комнаты, и тут же загудел мотор «даймлера».

Лицо Сантэн снова стало жестким, когда она повернулась к Шасе. Он поежился под ее взглядом.

– Ты проявил непослушание, – сказала Сантэн. – Я тебя предупреждала, чтобы ты держался подальше от этой маленькой потаскушки.

– Да, мама.

– Она переспала с половиной мужчин на руднике. Нам придется показать тебя врачу, когда мы вернемся в Виндхук.

Шаса содрогнулся и невольно посмотрел на свои штаны при мысли о туче отвратительных микробов, ползающих по самым интимным его частям.

– Непослушание само по себе плохо, но что ты сделал по‑настоящему непростительного? – резко спросила Сантэн.

Шаса мог бы назвать не меньше дюжины нарушений.

– Ты вел себя глупо, – продолжила Сантэн. – Ты оказался настолько глуп, чтобы попасться на удочку. А это худший из грехов. Ты выставил себя на посмешище перед всеми на руднике. Как ты теперь сможешь возглавлять людей и командовать ими, если настолько себя унижаешь?

– Я об этом не подумал, мама. Я вообще ни о чем особенном не думал. Это просто как‑то само собой получилось.

– Так подумай об этом теперь, – приказала Сантэн. – Пока ты будешь долго принимать горячую ванну с половиной бутылки лизола, подумай обо всем этом как следует. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мама… – Шаса подошел к ней, и, помедлив мгновение, она подставила ему щеку. – Прости, мама. – Он поцеловал ее. – Прости, что заставил стыдиться за меня.

Ей хотелось обнять его, прижать к груди его прекрасную любимую голову и сказать, что она никогда не будет его стыдиться.

Но…

– Спокойной ночи, Шаса, – повторила она, стоя неподвижно, пока сын выходил из гостиной.

Она услышала, как его шаги безутешно удаляются по коридору. Затем ее плечи поникли.

– О, мой милый… мое дитя… – прошептала она.

Внезапно, впервые за много лет, она ощутила нужду в успокоительном. Она быстро подошла к тяжелому застекленному шкафу, налила себе коньяка из графина и сделала глоток. Спиртное обожгло ей язык и вызвало слезы на глазах. Проглотив, она отставила стакан.

– Это не слишком поможет, – решила она и ушла к своему письменному столу.

Сев в кожаное кресло с высокой спинкой, Сантэн вдруг почувствовала себя маленькой, хрупкой и уязвимой. Для нее подобные чувства были чужды, и она испугалась.

– Это случилось, – шепнула она. – Он становится мужчиной. – И тут же она возненавидела ту девушку. – Маленькая грязная шлюха! Он еще не готов к этому. Слишком рано она выпустила демона, демона крови Тири.

Сантэн была прекрасно знакома с этим демоном, потому что он всю жизнь преследовал ее. Дикая страстность крови де Тири.

– О, мой дорогой…

Сейчас она теряет какую‑то часть сына… уже потеряла, осознала она. Одиночество навалилось на нее, как голодный зверь, все эти годы подстерегавший ее в засаде.