Внимание, смертельный номер!

– Ну, там видно будет, посмотрим, – неопределенно ответила я. И озадачилась: что же замдиректора пугает? Какое помещение мне обязательно нужно осмотреть?

– Ну, хорошо, давайте я покажу вам, где находится грим‑уборная Владислава, – вздохнув, сказал Бередунковский.

Он встал из‑за стола, я тоже поднялась со стула. Мы вышли из кабинета и прошли несколько закрытых дверей. Около одной из них Бередунковский остановился.

– Вот грим‑уборная Владислава, – с этими словами замдиректора открыл ключами дверь и пропустил меня.

Я вошла в небольшую комнату. У одной из стен стояло трюмо с большим зеркалом. Такое трюмо, только гораздо меньше по размеру, было у моей бабушки. Перед трюмо стояло кресло. Еще одно кресло, а также пара стульев располагались немного поодаль. Остальное пространство занимали напольные кронштейны‑вешалки, на которых висели костюмы. Некоторые из них были в чехлах. Я обратила внимание на обилие ярких красочных тканей, из которых были сшиты костюмы. Здесь были и парча, и бархат, и легкая, почти воздушная органза, и струящийся шелк. На подставке трюмо в некотором беспорядке стояли баночки, очевидно, с пудрой и гримом, еще какие‑то флакончики. Рядом с трюмо лежал большой ящик. Я открыла его: он оказался пуст.

– Здесь и находилась винтовка, – пояснил Бередунковский, вытирая платком вспотевший лоб.

Я принялась выдвигать ящики трюмо, но ничего интересного в них не обнаружила.

– А теперь проводите меня в зал, я собираюсь осмотреть верхний ряд – то место, откуда предположительно был сделан выстрел, – сообщила я Бередунковскому.

Ростислав Максимович кивнул, подождал, пока я выйду из грим‑уборной, запер дверь и жестом пригласил меня следовать за ним.

Бередунковский приподнял тяжелую штору и пропустил меня вперед. Я очутилась перед манежем. По всей видимости, сейчас там шла репетиция. В разных частях манежа артисты отрабатывали свои номера. Я увидела акробатов на роликах, эквилибристов на шарах и других артистов цирка. Неподалеку от входа парень ловко жонглировал тарелками. Не знаю, сколько их было на самом деле, но мне показалось, что не меньше сотни. От их разноцветных красок рябило в глазах. И ведь ни разу ни одна из тарелок не упала!

Я задрала голову и посмотрела наверх. Да, самое вероятное место, откуда могли выстрелить, – это последний ряд, тот, что напротив выхода артистов на манеж. Впрочем, поводов не доверять Кириному криминалисту у меня нет. Хотелось, скорее, ознакомиться с обстановкой. Между прочим, кто‑то из зрителей верхнего ряда мог увидеть убийцу. Только как их теперь отыскать, этих зрителей? При продаже билетов паспорт предъявить не просят. Кто бы чего ни заметил, вряд ли пойдут в полицию.

Я поднялась на самый верх и тут увидела, что последний ряд кресел не примыкает вплотную к стене, а отгорожен от нее довольно высокой перегородкой. Стало быть, преступник мог быть вполне незамеченным. Он произвел выстрел и тут же ушел. А куда он мог уйти? Я посмотрела и нашла выход из зала. Это была довольно неприметная на первый взгляд дверь. Она вела в фойе второго этажа. Да, преступник, если он был посторонним, должен был очень хорошо изучить план цирка, чтобы знать все ходы‑выходы. И все‑таки что‑то мне подсказывало, что убийцей был кто‑то из цирковых. Чужаку проще было бы подловить Владислава где‑нибудь на улице. Тут даже в окрестностях цирка подворотен хватает. Пару вечеров проследить за человеком, дождаться, пока он выйдет в одиночестве, выстрелить и спокойно уйти. Все! И не надо придумывать, как пронести в цирк пистолет, откуда выцеливать жертву с риском не попасть. Насколько я помню, даже на соревнованиях дальность стрельбы по мишеням 25–50 метров и далеко не все попадают в «яблочко». А тут шумный зал, непривычная обстановка, выцеливать приходилось с верхней точки.

Нет, цирковым было бы проще все это осуществить. Помимо прочего, они в большинстве своем еще и в хорошей физической форме.

– Ростислав Максимович, – обратилась я к Бередунковскому, – сейчас на манеже присутствуют артисты, которые были заняты в представлении в тот вечер, когда был убит Владислав Расстрельников? – спросила я.

– Да, здесь многие из того состава, – ответил заместитель директора.

– А сколько продлится репетиция? Ведь они сейчас репетируют, я правильно поняла?

– Да, сейчас продолжается репетиция, и продлится она еще, – Бередунковский посмотрел на часы, – как минимум час.

Ждать целый час – это непозволительно много. Я подумала, что лучше я еще вернусь в цирк и опрошу артистов, чем буду ждать окончания репетиции и потеряю целый час. А то и больше.

– А Марианна Мануковская присутствует?

– Нет, Марианны сегодня нет, – покачал головой Бередунковский. – Она должна быть дома.

Вот значит, к ней‑то я сейчас и отправлюсь. Местная дежурная говорила, что у покойного Расстрельникова с Мануковской что‑то вроде приятельских отношений. Может быть, она о нем расскажет чего‑нибудь полезного. Не ждать же целый час окончания репетиции? Лучше зайду в другой раз.

– Тогда, пожалуй, я сейчас навещу Марианну Мануковскую, – озвучила я и увидела, как мужчина с облегчением выдохнул. И почему ему так не терпится отделаться от меня? Возможно, он не все рассказал? Или же он что‑то скрывает? – Будьте добры, напишите мне ее адрес.

– Хорошо, давайте вернемся в мой кабинет, – предложил Бередунковский.

В кабинете он взял лист бумаги и начал писать. В это время у него зазвонил сотовый телефон.

– Прошу прощения, – обратился он ко мне и стал слушать абонента. – Неужели вы сами не можете сообразить? – раздраженно буркнул он в трубку. – Сейчас приду.

– Татьяна Александровна, я буквально на минуту вас покину: неотложное дело требует моего вмешательства, – сказал Бередунковский и встал со стула.

 

Конец ознакомительного фрагмента