Во сне и наяву
На ближней к двери кровати сидела еще одна девчонка, с узеньким мышиным личиком и маленькими, испуганно бегающими глазками. В руках у нее был засаленный газетный кулек. Девочка вороватыми, суетливыми движениями доставала семечки, лузгала их с хрустом, а шелуху сплевывала в стакан, стоящий на тумбочке.
– Здравствуй, – поздоровалась я с ней. Она ничего не ответила, глянула затравленно и боязливо и снова полезла в кулек.
Мне вдруг стало до чертиков обидно, даже губы задрожали. Почему, за что они все сговорились против меня? Что я им такого сделала? Не виновата же я, что меня поселили в эту проклятую пятую палату!
Светка внезапно оторвалась от книжки, поглядела на меня и произнесла вполне миролюбиво:
– Да что ты с ней разговоры разговариваешь? Не видишь разве, она тю‑тю, с приветом? Только и делает, что семечки свои трескает, аж за ушами хрустит.
Удивленная и ободренная столь неожиданно пришедшей поддержкой, я добралась до своей кровати и принялась расстилать ее. Мне пришла в голову спасительная мысль: может быть, черноволосая Светка не такая уж стервозина, если познакомиться с ней поближе. В конце концов, воспитательница вовсе не обязательно должна быть права в своих симпатиях и антипатиях. Вот и усатая инспекторша оказалась хорошим человеком, а выглядела сущей ведьмой.
– Ты что, спать собралась? – Светка смерила меня насмешливым взглядом и отложила книжку на тумбочку.
– Да, – простодушно подтвердила я, – мне велели лечь в постель.
– Кто велел? Анфиса? – Светка пренебрежительно фыркнула. – А ты и рада стараться. Спокойной ночи, малыши, да?
Я перестала разбирать кровать и уставилась на нее в недоумении.
– Разве можно не слушаться?
– Нужно, детка, – пропела Светка издевательски сладким тоном. – Нужно. Иначе так прижмут к ногтю, не вздохнешь. Вон как ее, – она кивнула на съежившуюся на постели любительницу семечек.
Я растерянно молчала, потрясенная ее словами. Неужели добрая, рассудительная Анфиса Петровна может давить на воспитанников, желать им зла, относиться враждебно? Нет, ни за что.
– Что зыришь? – грубо поинтересовалась Светка. – Не веришь? У Маринки спроси. Скажи ей, Мариш! Всю правду! – Она взглянула на подругу с ожиданием.
Та перестала расчесываться, на лице у нее возникло странное, какое‑то потустороннее выражение.
– Зачем ты, Свет, перестань, – проговорила она чуть слышно, с трудом шевеля губами.
– Нет, не перестану! – неожиданно громким, истерическим голосом выкрикнула вдруг та. – Не перестану! Не хочешь, я сама скажу. Все скажу! Как нас тут травят лекарствами, записывают в специальную тетрадь все прегрешения и потом докладывают Базарихе! А она потом…
– Све‑ета! – протяжно, навзрыд перебила ее Марина. – Я прошу, не надо! Ну пожалуйста! – Левая щека ее задергалась, губы скривились, лицо стало белым и страшным, как у покойника.
Светка посмотрела на нее с тревогой и нехотя кивнула.
– Ладно. Не буду. Успокойся. – Она нервным, судорожным движением схватила с тумбочки книжку и нарочито сосредоточенно уставилась в нее.
Я постояла еще немного, не зная, как быть, затем все‑таки расстелила кровать, разделась и залезла под одеяло. Девчонка с мышиным личиком доела семечки и тоже легла, подсунув под голову сложенные лодочкой ладони.
Светка читала. Маринка давно закончила причесываться и теперь сидела в коляске неподвижно, уставившись глазами в одну точку. Возможно, она так спала. Смотреть на нее было жутковато, и я отвернулась к стенке.
Вскоре веки мои начали тяжелеть и слипаться, я задремала.
Разбудили меня громкие голоса, о чем‑то весело переговаривающиеся. Я вскочила на постели, ошалело глядя перед собой.
– Прошнулась, шоня! – произнес знакомый шепелявый голос.
Я обернулась: за столом сидел Влад, напротив него Светка. Сбоку пристроилась в коляске Маринка. Перед всеми троими лежало по кучке карт, а в середине стола красовалась колода с подсунутым под нее червонным королем. Как видно, компания дулась в «дурака».
– Ну ты и спать! – Влад улыбнулся своим щербатым ртом. – Два часа прошло. Поднимайся, пойдем в игровую.
– Не ходи, – тут же попросила его Светка. – Лучше еще сыграем.
– Нет, надоело. – Он вылез из‑за стола.
Теперь, когда Влад был без куртки и шарфа, я увидела, что из‑под рубашки у него выглядывают все те же «рыцарские доспехи», именуемые директрисой корсетом. Это меня обрадовало: значит, не одна я буду ходить как дура, закованная в гипс до кончиков ушей.
– Я пошел. – Влад направился к двери, на ходу бросив мне: – Давай быстрей.
Он вышел из комнаты. Я поспешно натягивала на себя вещи, боясь встретиться взглядом со Светкой, но все же мне пришлось это сделать. Она смотрела на меня в упор с нескрываемой ненавистью.
– Ну чего тормозишь? Беги, он же тебя ждет. – Она одним махом сгребла со стола карты.
– Погоди убирать, – остановила ее Маринка, – давай еще разок в «дурака».
– Ну давай. – Светка безнадежно махнула рукой и принялась сдавать.
Я крадучись вышла в коридор. Влад стоял возле нашей двери.
– Молодец, – обрадовался он, увидев меня, – не копаешься. Идем, покажу тебе нашу игровую.
Мы поднялись на третий этаж. Коридор там был гораздо просторнее, слева шли такие же палаты, пронумерованные цифрами, а справа на дверях красовались таблички: «Библиотека», «Кабинет музыки», «Изо».
Игровая находилась в самом конце коридора. Влад толкнул дверь, и мы очутились в небольшом уютном зальчике, заставленном стеллажами со всевозможными играми и игрушками. В центре зала в два ряда стояли столы. За ними сидела детвора и увлеченно сражалась в шашки и шахматы. Кое‑кто читал, кто‑то старательно вырезал фигурки из цветной бумаги. Вокруг царили тишина и спокойствие.
Влад остановился у ближнего к нам стеллажа.
– Умеешь в шахматы? – Он глянул на меня вопросительно.
Я помотала головой.
– А в шашки?
– Нет.
– Понятно. – Он улыбнулся и снял с полки здоровенную деревянную коробку, расчерченную на черно‑белые квадраты. В ее брюхе что‑то перекатывалась с глуховатым стуком. – Пойдем, научу. – Влад потянул меня за руку к столу. – Вот, гляди. Это доска. – Он раскрыл коробку и вывалил из нее на столешницу черные и белые деревянные кругляшки. – А это – шашки. Их ставят вот так, в два ряда. Видишь?
Я с любопытством следила, как руки Влада проворно и ловко расставляют кругляшки на черных клетках.
– Ты делай то же самое, но со своего края, – приказал он мне.
Я послушно принялась за работу. Вскоре кругляшки стояли строем друг напротив друга, точно две роты солдат перед боем, у меня белые, у Влада – черные.