Вологжанка. История русской женщины
Изба набилась людьми, все хотели увидеть нового лесника. Собрание открыл Федорёнок, произнеся, как всегда, пламенную речь о светлом будущем и коммунизме, затем передал слово леснику Григорию Ивановичу.
Худой, мужчина, со шрамом на лбу, был краток:
– Правильно сказал Фёдор Владимирович, наше будущее зависит от нас, партия и правительство прямо указывают в директиве:
«Необходимо беречь лес и всё, что в нём находится, это народное достояние».
А сейчас идёт хищническая вырубка леса на продажу, как и охота. Не бывать этому! Учтите, даже и за сломленную ветку будем штрафовать! А злостных нарушителей в тюрьму!
Раздались крики:
– А чем же печки топить, ну и ну!
– Помогайте сохранять лес, – продолжил лесник, – в сосновых делянках много хвойных иголок, большой слой под деревьями, от этого деревья гниют, вот и собирайте. Они прекрасно горят, да и деревьям поможете. На каждого человека будет норма дров, в деревне организуем бригаду, и можно будет пилить только сухостой или повреждённые деревья. Но шишки не собирайте, узнаю, кто шишками топит печки, оштрафую!
Люди молча стали расходиться с хмурыми лицами.
Николай пришёл домой и с порога, с возмущённым видом воскликнул:
– Вот дела, Анютка! Мало им что голодаем, так ещё теперь запрещено и ветку в лесу сломить, будут штрафовать, и тюрьмой пригрозили! Завтра же готовься к отъезду, не дают здесь жить. Нужно уезжать пока паспорта не отобрали, а то, мало ли что.
Горько покидать родное гнездо, тем более построенное своими руками. Уже сложили на телегу двухведёрный самовар, сундук, кое‑что из нехитрой утвари. Непривычно и страшно было смотреть на открытые ворота пустого овина. Анна незаметно вытирали слёзы, концом своего платка. Дети сидели на телеге притихшие и немного испуганные. Младшие не могли понять, отчего так хмурятся родители, а старшие молчали.
Николай перекрестился, поклонился дому, закрыл дверь, приладил доску и стал её забивать. Ему казалось, что он бьёт гвозди не в дверь, а в своё сердце.
Грустная Анна стояла рядом с телегой и ждала мужа. Николай зашёл за угол дома, нежно погладил его брёвна натруженной рукой с раздавленными от работы пальцами и прошептал:
– Ты уж прости нас, домушко!
Затем повернулся и твёрдым шагом подошёл к телеге, взял вожжи из рук Анны и, не оглядываясь больше, выехал со двора Они медленно проезжали по улице. Все, кто был не на работе в этот час, а также старики, вышли с пожеланиями счастливого пути. Им махали вслед, а потом, пригорюнившись, возвращались обратно. Ольга‑божатка долго смотрела на уезжающих родственников, смахивая слёзы.
«Ну, если Крючковы уехали, то и наш черёд скоро придёт», – подумала крёстная.
Семья подъехала к дому Фёдорёнка. Брат, увидев их из окна, вышел навстречу:
– Здорово! Собрались? Ну, в добрый путь!
Он молча пошёл рядом с Николаем, в душе расстраиваясь в ожидании грядущих перемен в привычной деревенской жизни, которая медленно, но неуклонно рушилась на его глазах.
В конце деревни у крайней заколоченной хаты, которая стояла почти у леса, вдруг, откуда ни возьмись, выскочил заяц, и стремглав перебежал им дорогу, скрывшись среди густых деревьев.
Николай улыбнулся и воскликнул:
– Вот и лесные жители нас провожают!
Дети оживились и заинтересованно закрутили головами, ожидая увидеть кого‑нибудь ещё.
Анна вдруг подумала: «Не к добру это, но может, обойдётся»? Но вслух ничего не сказала, лишь слегка нахмурилась, отгоняя плохие мысли.
Фёдор спросил:
– А где жить‑то будете в Рикасихе? У знакомых? Найдёшь ли там работу?
Николай ответил просто:
– Не знаю ещё. Вот и посмотрим, как твоя Советская власть поможет беднякам. Теперь, мы пролетарии, ничего не имеем кроме детей, самовара и сундука. Руки мои рабочие прокормят, на себя надеюсь, главное чтобы спина не подвела. Может детям дальше в жизни лучшая судьба улыбнется, и не будут голодать, как мы, да на работе ломаться за гроши. Едем за лучшей долей, а уж как судьба распорядится, один бог знает. В деревне и городе жизнь стала разная. Здесь Анна замучилась, со слезами белый, лесной мох с мукой мешать и пироги печь, это дело? Раньше, хоть дровишек продать можно было, сколь раз они выручали? И лес всегда помогал выжить, а теперь всё запрещено. Скоро и сам уедешь из деревни. Из трехсот домов, сколько осталось? Сто, а может и меньше! Город всех зовёт, чтобы выжить. Эх! Погубили деревню, как специально. Ваш вождь к чему призывает? Пролетарии всех стран соединяйтесь! Нету крестьянам места в России, ну вот мы и стали пролетариями. А не понимают, что тем и сильна была Расея‑матушка, что крестьяне хорошо жили и всех кормили. То, что творится сейчас при народной власти, при господах не было.
Фёдор задумался, погрустнел, но ничего не ответил.
На пристани в Шуйском было многолюдно. Николай сгрузил вещи с телеги и попрощался с братом:
– Не поминай лихом, спасибо за помощь. Иногда буду в деревню наведываться, а ты за домом присмотри, огород мы Катерине отдали. Она рассказала Анне, что сына ждёт, поздравляю. Дети это ради чего мы живём и что оставим после себя. Прощай, авось, свидимся ещё!
Они обнялись. Ребятня радостно бегала по пристани, махая руками пароходу, который показался вдали. Небольшой летний дождик налетел, покапал и исчез.
– Хорошо, что дождь пошёл, добрая примета, – сказала Анна.
– Главное, чтоб плакать не пришлось, – горько пошутил Николай, тяжело отрывая от себя родную деревню, где прожил большую часть жизни.
Семья разместилась на палубе, усевшись на сундук. Они с интересом смотрели на проплывающие мимо окрестности.
Вдруг, Райка прижалась к матери и воскликнула:
– Мама, смотри, церковь плывёт, страшно!
– Вот глупая, – засмеялась Анна, – это пароход проплывает мимо, а она на земле стоит.
Добравшись до Вологды, старшие дети подхватили малышей, а Николай с Анной выгрузили нехитрое добро на пристань.
– Вот и речку Сухону с Вологдой узнали! А правильно, что перебираемся в другое место, смотри, сколь дети увидели, а то в деревне были как бирюки, – сказала Анюта мужу.
– Постой тут, пойду искать телегу и лошадь, надо до вокзала добраться, – ответил Николай и ушёл.
Через полчаса он подъехал с дедом, который согласился их довезти к перрону железнодорожного вокзала.
– Ох, у тебя и семья, детей много! Куда же вы следуете? – Спросил он, поглаживая седую бороду.
Николай улыбнулся:
