Воспоминания

Устав смотреть в окно, Майк переворачивается на бок. Тяжелый вздох сам собой вырывается из груди. Что можно делать ночью, лежа на больничной койке и смотря в стену? Ничего. Только прослеживать взглядом каждую трещину, но в темноте даже это сделать невозможно. Включать свет ночью нельзя, если не хочешь привлечь внимание удивительно бдительных медсестер, да и к тому же до выключателя нужно еще дойти. Снова тяжелый вздох, и Майк опять поворачивается в сторону окна. Там есть хоть какое‑то движение.

Именно сейчас становится легко на душе от мысли, что он давно перестал верить в монстров под кроватью и не воспринимает всерьез фильмы ужасов. Возможно, так на него влияет отсутствие нормального сна и вынужденный затворнический образ жизни. Не к месту вспомнилось, что мама обещала сделать какой‑то сюрприз. Слабо верится, что она сможет пронести что‑то сюда, но…

«Что же это будет?»

В голове полный сумбур. Мысли скачут от одного к другому. В этом точно виновато отсутствие нормального сна. Он слишком привык к своему режиму, выработанному за столько лет. Будет тяжело привести себя в норму, но он постарается.

Если вспомнить, то врачи говорили, что он легко отделался. В его положении все могло быть намного хуже. Они описали несколько вариантов событий. В одном все происходило без особых потерь, но черепно‑мозговая травма и пусть не длительная, но все же кома приводили к потере памяти. Или другой вариант, в котором он остается калекой, неспособным на полноценную самостоятельную жизнь, вынужденным быть балластом для своей семьи. Врач этого, конечно, не говорил, но Майк и сам понимал. Кому он был бы нужен в таком случае и сколько бы сам вынес такое существование? Остается вопросом, но уж точно недолго. Пусть он бы вновь принес своей семье горе, но, несмотря на это, нашел бы способ прекратить мучения одним махом. Как свои, так и родителей. И самым последним его исходом могла стать смерть. Окончательная. Бесповоротная. Если бы только кто‑то не вызвал скорую, если та задержалась бы чуть дольше в дороге, то… можно было уже и не спешить. Его не пугали специально. Все действительно обстояло именно так. Ему наглядно показали и объяснили. Возможно, врач хотел, чтобы Майк понимал всю опасность случившегося, ценил свою жизнь и не пытался творить безрассудные вещи. За все это Прай был, конечно, благодарен, но он и без этого точно знал, что все же слишком любит свою жизнь.

За окном стал заниматься рассвет. Ночь закончилась, и на ее место заступал день. Небо окрашивалось в приятные оттенки розового. Даже уставшие и слегка покрасневшие от недосыпа глаза смогли оценить эту красоту. После того как побывал за гранью и напрямую столкнулся с возможностью больше никогда не увидеть этот мир, все теперь кажется удивительно прекрасным. Обыденные вещи приобретают новый смысл, а слова и фразы, что ранее не произносились и казались очевидными, так и рвутся получить свободу.

Он действительно легко отделался. Судьба предоставила ему второй шанс. Цел и, можно сказать, невредим, еще чуть‑чуть и придет в норму. Руки на месте, ноги тоже, голова тем более. Он потерял три месяца, находясь в коме, и еще четыре ушло на восстановление – частичное, но, по словам врачей, это отличный результат за столь короткое время. Однако сколько всего можно было сделать вместо этого… Сколького достичь… Он наверстает. Обязательно наверстает!

Вместе с восходом солнца не только природа пробуждается со своими обитателями, но и коридоры больницы наполняются звуками. Начинается утренний обход. Помимо шагов врачей и медсестер, слышно шарканье домашних тапочек пациентов, которые никогда не поднимают ноги при ходьбе. Пока не пускают посетителей, их заболевшие родственники ходят друг к другу в палаты пообщаться. Майк не понимает, что такого могло произойти за ночь в этих стенах, что людям уже не терпится поговорить. Как же хорошо, что он единственный на этаже двадцатидвухлетний парень и не интересует других, пребывающих в этом месте, значительно старше его самого.

Дверь в палату открывается без скрипа, лишь слышен щелчок, который сопровождает нажатие на ручку. В небольшое помещение заходит мужчина в белом халате и синем комплекте одежды. Майк быстро узнает своего лечащего врача, тот всегда заходит к нему в палату рано утром проверить состояние и настроение.

– Доброе утро, Майк.

– Доброе, доктор Брестон.

– Как вы чувствуете себя сегодня? – он разворачивает стул, находящийся возле постели пациента, и садится так, чтобы было удобно смотреть на парня.

– Живым, – Майк приподнимается, чтобы мужчина не возвышался над ним.

– Шутки – это хорошо, – улыбается. – А если серьезно?

– Ну, немного лучше, – тяжелый вздох удается сдержать. Не хватало, чтобы подумали, будто он врет.

– Боль в теле, головокружение, тошнота?

– Нет, – качает головой. – Боль прошла, оставив только ноющее ощущение, да вы и так это знаете. Головокружение и тошнота совсем прекратились, когда я начал совершать регулярные прогулки.

– Вы слишком быстро к ним перешли, это‑то меня и беспокоит. Но я рад, что все обошлось.

– Я тоже.

Внезапно в диалоге возникла пауза. Парню было немного неловко находиться в этом молчании, а вот доктор явно не испытывал никаких сложностей. Его изучающий взгляд чувствовался всей кожей. Не то чтобы это было неприятно, но комфортным тоже назвать сложно. Его рассматривали, словно какую‑то бактерию под микроскопом. Новый вид, захвативший все внимание ученого. Было бы легче пережить этот взгляд, если бы имелась возможность занять себя хоть чем‑нибудь.

– Скажите честно, сколько вы сегодня спали?

Напряжение поубавилось, когда доктор заговорил. Видимо, он смог найти то, что его беспокоило. Соврать на прямой вопрос не получится, да и не хочет Майк никому врать.

– Здесь нет часов, так что мне трудно судить, но я точно застал третий обход медсестры, прежде чем заснул, – Майк замечает, как доктор Брестон хмурит брови. – Проснулся, наверное, за пару часов до подъема.

– Итого около пяти часов сна, – никакого укора в голосе, несмотря на недовольство. – Это очень мало даже для здорового человека, а в вашем положении тем более. Вам снова снились кошмары?

– Да, – бессмысленно скрывать. – Знаете, это угнетает меня… Даже могу сказать, что пугает. Я не помню, что тогда произошло, но мне до одури страшно.

– Майк, посмотрите на меня, – парень даже не заметил, как опустил взгляд. – Нет ничего предосудительного в ваших чувствах. Как я говорил ранее, вы едва не лишились жизни. И если с этим фактом смириться с вашей стороны было можно, поскольку вы бы ничего более не чувствовали, то вот с физической беспомощностью примириться было бы сложнее. В любом случае вы находились на очень тонкой грани. Не корите себя за страх. Это естественно – бояться терять.

И все же Майку полюбился этот врач, который, несмотря на долгий опыт работы, не очерствел, как многие другие. Он никогда не смотрел свысока на людей, не знающих, казалось бы, простых вещей. Он никогда не поучал. Никогда не повышал голоса. Всегда мог объяснить и успокоить. Он внушал уверенность, что все поправимо и все можно преодолеть.