Врата Рима. Гибель царей
Подойдя ближе, он встретил оценивающий взгляд консула. Какое же впечатление он произвел на родственника? Сам он видел перед собой мужчину весьма внушительной наружности. Полководец, участник многих военных кампаний был в свободной тоге, открывавшей правую руку и плечо и обнажавшей внушительные мышцы и темные курчавые волоски на груди и предплечьях. Никаких драгоценностей и украшений он не носил, полагая, очевидно, что человек его положения ни в чем подобном не нуждается. От всей его фигуры веяло силой. Из‑под тяжелых бровей на суровом лице смотрели темно‑карие глаза. Держа за спиной сцепленные руки, Марий молча разглядывал идущего к нему Гая.
Когда‑то Метелла слыла красавицей, но время и заботы оставили след на ее лице, и морщины безымянного горя словно когтями прочертили кожу. Внутреннее напряжение выдавали проступившие на шее сухожилия и едва заметно дрожащие руки. Простой наряд из красного полотна дополняли золотые серьги и браслеты.
– В этом доме сыну моей сестры всегда рады. – Зычный голос Мария разнесся по всему двору.
У Гая гора свалилась с плеч, но расслабиться он себе не позволил.
Марк, подойдя к другу, встал рядом с ним и учтиво поклонился. Метелла посмотрела на него, и дрожь в ее руках усилилась. Гай заметил, что, когда она вышла вперед, Марий бросил на нее обеспокоенный взгляд.
– Какие красивые мальчики. – Метелла протянула им руки, правую – одному, левую – другому. – Представляю, каково вам пришлось во время бунта. – Она коснулась ладонью щеки Марка. – Здесь вы будете в безопасности. Наш дом – ваш дом. Оставайтесь здесь столько, сколько пожелаете.
Марк накрыл ее руку своей и прошептал:
– Спасибо.
Похоже, ее поведение не казалось ему таким странным, каким казалось Гаю, которому ее беспокойство и импульсивность напомнили мать.
– Дорогая, ты не проверишь, как идет подготовка к ужину? – раздался бодрый голос Мария. – А я пока обсужу с мальчиками дела.
Метелла кивнула и, еще раз взглянув на Марка, вышла из зала.
Марий откашлялся:
– Похоже, моей жене вы понравились. Боги не благословили нас детьми, и я думаю, вы станете ей утешением.
Он окинул взглядом всю компанию.
– Тубрук… верный слуга. Слышал, ты отлично сражался, защищая дом моей сестры.
– Я исполнял свой долг. Жаль, этого оказалось недостаточно.
– Сын жив, мать тоже. Юлий сказал бы, что этого достаточно. – Марий снова посмотрел на Гая. – Я вижу в твоем лице отцовские черты. Жаль, что он ушел от нас. Не могу сказать, что мы были друзьями, но друг друга уважали, что честнее мнимой дружбы. Я не мог присутствовать на его похоронах, но думал о нем и молился.
Гай почувствовал, что этот человек начинает ему нравиться. Возможно, такой у него талант, предостерег внутренний голос. Возможно, именно поэтому его столько раз выбирали консулом. За таким готовы пойти многие.
– Спасибо. Отец всегда хорошо отзывался о тебе, – поблагодарил он.
Марий коротко рассмеялся:
– Сомневаюсь! Как твоя мать? По‑прежнему?
– Да. Лекари опустили руки.
Марий кивнул, сохранив непроницаемое лицо.
– Отныне называй меня дядей. Да. Меня это вполне устроит. А это… Ты кто?
Он посмотрел на Каберу, который ответил ему бесстрастным взглядом.
– Жрец и целитель, мой помощник. Его зовут Кабера, – ответил Гай.
– Откуда ты, Кабера? Лицо у тебя не римское.
– С далекого востока, господин. О моей родине в Риме не знают.
– Ты все же скажи. Я со своим легионом побывал и в далеких краях.
Марий смотрел на старика в упор, но Каберу его пытливый взгляд, похоже, ничуть не беспокоил.
– Моя родина – маленькое горное село в тысяче миль к востоку от Египта. Я оставил его мальчишкой и названия уже не помню. С тех пор и странствую.
Марий потерял к нему интерес, и огонек в его глазах погас. Он снова посмотрел на мальчиков.
– Теперь мой дом – ваш дом. Полагаю, Тубрук скоро вернется в поместье?
Гай кивнул.
– Хорошо. Я представлю тебя влиятельным людям, как только разберусь с кое‑какими делами. Знаешь, кто такой Сулла?
Гай понял, что его снова проверяют.
– Сейчас он хозяин Рима. – Марий нахмурился, однако Гай продолжал: – Его легион держит улицы, что дает ему большое влияние.
– Ты прав. Вижу, деревенская жизнь не помешала тебе разобраться в городских делах. Иди сюда, садись. Ты пьешь вино? Нет? Что ж, можно начать прямо сейчас.
Они расположились вокруг заставленного угощениями стола. Марий склонил голову и произнес короткую молитву:
– Великий Марс, помоги мне принять верные решения в грядущие трудные дни.
Он выпрямился, улыбнулся гостям и жестом приказал рабу разлить вино.
– Твой отец мог бы стать при желании великим полководцем, – заговорил Марий. – Я не встречал ума острее. Однако он довольствовался малым и не понимал сути власти – сильный человек может встать выше правил и законов, придуманных соотечественниками.
– Он придавал большое значение законам Рима, – ответил Гай, подумав.
– Да. В этом была его единственная слабость. Знаешь, сколько раз меня избирали консулом?
– Три, – вставил Марк.
– А по закону положен только один срок. И меня будут переизбирать снова и снова, пока я не устану от этой игры. Видишь ли, мне опасно отказывать. Все сводится к этому, что бы ни гласили законы и постановления, которыми так дорожат старики в сенате. Мои солдаты верны мне, и только мне. Я открыл путь в армию неимущим, так что многие легионеры обязаны мне всем, что у них есть. Да, некоторые из них – подонки, вылезшие из римских канав, но, несмотря на происхождение, они верные и сильные солдаты. Если меня убьют, пять тысяч человек разнесут этот город на части, поэтому я хожу по улицам без опаски. Они знают, что будет, если я умру, понимаешь?
А раз меня нельзя убить, им приходится ко мне приспосабливаться. Вот только теперь Сулла ввел в игру собственный легион, который верен ему одному. Я не могу убить его, он не может убить меня, вот мы и рычим друг на друга из разных концов сената и выжидаем момента, когда противник ослабнет. Сейчас преимущество у него. Его люди, как ты сказал, держат улицы, тогда как мои стоят за городскими стенами. Тупик. Ты играешь в латрункули? У меня есть доска.
Вопрос был адресован Гаю – он моргнул и покачал головой.
– Научу. Сулла играет мастерски, я тоже. Подходящая игра для полководцев. Смысл в том, чтобы убить вождя противника или ослабить его и заставить сдаться.