Южный Крест

Капитан рефрижератора потянулся к рабочему столу, взял целый брикет нарядных розовых бумажек, приклеенных друг к дружке, оторвал верхнюю, поставил на ней цифру 3 и расписался.

– Это – цидулька в судовую лавку на три бутылки водки. Больше отпустить не могу. Хватит?

– Больше не надо.

– С закуской разберешься сам. – Хозяин каюты вновь взялся за бутылку «балантайза» и неожиданно замер на несколько мгновений, лицо его напряглось: что‑то он услышал в плеске воды за бортом – то ли железный скрип акульих зубов, пытающихся откусить у парохода кусок рулевого управления, то ли встревоженное мяуканье какого‑нибудь морского кота‑котофеича, идущего встречным курсом, Москалев тоже напрягся было, потом, освобождаясь от этого напряжения, спокойно махнул рукой: глюки все это, обычные океанские глюки!

– Поговори еще немного со мною, – попросил его капитан. – О жизни. А?

Геннадий хорошо понимал пропахшего трубочным табаком хозяина каюты – ему хотелось выпить, душа того требовала, только вот с напарником было туго: старпом не пил, стармех тоже, а опускаться до уровня боцмана, готового составить компанию, он не мог – шевроны на рукавах не позволяли.

В общем, кричали дедушки «ура!» и в воздух челюсти бросали…

 

Глава 12

 

На следующий день, когда солнце уже вольно болталось посреди неба, высматривая, что там происходит среди волн, вновь зашипел громкий динамик общесудовой связи:

– Геннадий Александрович, зайдите в каюту капитана!

А Геннадий Александрович был занят другим делом, очень аппетитным. Едва ли не каждый день рефрижератор пытались сопровождать летучие рыбы, стремительно вымахивая из воды, они с тихим шорохом, будто бабочки, взметывались вверх и почти невесомо парили над синей океанской рябью, потом, израсходовав запас скорости, шлепались в воду.

Глазастые, с синеватой чешуей, будто бы отлитые из металла, они были похожи на посланцев иных миров, словно бы не в этом океане и родились.

Некоторое время рефрижератор сопровождали рыбки маленькие, будто речные пескари, потом летуньи эти пропали, а сейчас на смену им появились крупные, как промысловая селедка, мясистые, с тугими боками и широкой спиной.

Стоянок ведь почти не было, – только штормовые, но во время шторма удочку за борт не закинешь, не до этого, а свежей рыбки попробовать хотелось…

Складывалась парадоксальная ситуация: они находились посреди рыбного океана, облизывались жадно, думали о том, что неплохо отведать свежей рыбки, нажарить хотя бы сковородку, но не будешь же ради этого останавливать судно… И когда на палубу начали шлепаться крупные рыбехи с широкими плавниками, расправленными по‑птичьи, команда Москалева обрадованно потерла руки: наконец‑то! А вот команда рефрижератора отнеслась к этому факту равнодушно, она не только рыбьего вкуса, но и духа рыбного уже не терпела, – надоело все это.

Геннадий пробовал летучую рыбу, до хруста прожаренную в кипящем масле – очень неплохая оказалась рыбка, отдаленно смахивала на навагу. Мясо, как принято говорить в таких случаях, таяло во рту.

После хриплого вызова, прозвучавшего из колокола общесудового динамика, на палубу шлепнулись сразу штук двадцать летучих рыб, заскакали по горячему железу – солнце припекало так, что если добровольно прискакавшую по воздуху добычу присолить, немного посыпать мукой, то здесь же, прямо на палубе, можно довести до готовой кондиции и пустить на закуску.

– Не к месту вызов… – Геннадий подцепил с палубы пару рыб, потом еще одну, чуть не ускакавшую за борт, кинул в ведро. – Но делать нечего.

Капитан на судне – и президент, и губернатор, и начальник милиции, и министр иностранных дел, все вместе, на вызов его следует являться неукоснительно. Чем быстрее – тем лучше. Это касалось любого человека, плывущего сейчас на рефрижераторе, даже если он являлся долларовым миллионером и имел свои газеты, заводы, пароходы и жил на самой Светланской улице – главной во Владивостоке…

Под ноги Геннадию приземлилась еще одна летучая рыба, с жалобным скрипом расправила плавники – металл палубы обжег нежное тело. Геннадий подхватил и эту добычу, лишней не будет, тем более, она была самой крупной из всей стаи, приземлившейся на рефрижераторе, бросил ее в общее ведро. Обед из такого улова будет знатный.

– Геннадий Александрович, зайдите в каюту капитана, – вновь проскрипел динамик.

Геннадий вытер руки тряпкой и отправился в знакомую каюту.

Капитан рефрижератора сидел на своем прежнем месте и невозмутимо попыхивал трубкой, распространяя вокруг себя сухой, с примесью солнца аромат. Перед ним стояла вчерашняя бутылка «балантайза», недопитая, – впрочем, допить ее было уже несложно, на это хватит всего двух тостов.

– С первым сентября тебя, Геннадий Александрович, – неторопливо, отработанным движением вытащив трубку изо рта, провозгласил хозяин каюты. – Наливать тебе не буду, а себе налью. У тебя детишки в школу ходят?

– Да нет, мой мал еще… Сын у меня Валерка, он в детсадовском возрасте. С матерью в Находке сейчас.

– Морем дышит?

– Морем дышит, пузыри пускает…

– Значит, по отцовскому пути последует, моряком будет. – Капитан налил себе виски, разделив оставшийся в бутылке напиток ровно пополам, просто ювелирно, практику на этот счет он имел богатую, поднял стакан: – С первым сентября тебя, Геннадий Александрович!

– И вас тоже.

– Мы же договорились быть на «ты».

Геннадий замешкался – он же вчера сообщил капитану, что не умеет стремительно, сразу, переходить на «ты», для этого нужно время и вообще процесс привыкания – сложный и долгий…

– И тебя тоже, – наконец произнес он.

– Вот это – другой коленкор, – одобрил его хозяин каюты и медленными вкусными глотками выпил виски, стакан осушил до дна, даже заглянул внутрь – не осталось ли там чего? Не осталось. Ни одной капли. Капитан удовлетворенно сунул в рот трубку, привычно окутался дымом.

Через минуту в том же направлении и с той же неторопливостью была отправлена и оставшаяся доля виски. Бутылка разом сделалась какой‑то убогой… Пустые бутылки всегда так выглядят, рождают печальные мысли, и капитан, поняв это, отправил ее вниз, к ножке стола, ввинченной в пол.

 

Конец ознакомительного фрагмента