Забери меня с собой

– Жить, нести свой крест, как делают люди, у которых родители впали в старческий маразм. Это ваш дочерний долг – обеспечить ему уход!

– Но… – Ольгины глаза наполнились слезами. – Отец воет все ночи напролет, он… он… он мажет фекалии по стенам, у него дома все пропахло мочой. Пока с ним сидят сиделки, но и они отказываются, потому что отец снова стал агрессивен. Сиделки его просто боятся.

– Сдавайте его в ПНД. – Психиатр взглянул на часы, до конца приема оставалось десять минут, как же долго тянулось время. Он не любил вот такие приемы, эта женщина, до нее была женщина, и после нее придет женщина, все хотят от него чуда, а это невозможно. Если, например, шизофрения не лечится, но хотя бы купируется, то деменция и не лечится, и не купируется, это медленная дорога в ад. Порой она длится по десять лет и более. Если у старика здоровое сердце, то жить безумным он может очень долго, конечно, если это можно назвать жизнью.

– Но… – Ольга снова запнулась, – там же ад… – И она тотчас вспомнила рекламу, которую сутками крутят по ящику, – бабка в деменции, а вокруг нее все хороводы водят, врачи, родственники, цветочки, тортики, мишки и плюшки.

И психиатр словно прочел ее мысли:

– Отдавайте отца в частный дом ухода для людей с деменцией, но это стоит огромных денег, я вам сразу говорю.

– У меня нет таких денег, – Ольга почувствовала себя в ловушке, – вы же знаете, что сейчас творится с работой. Предприятия закрываются, людей пачками выкидывают на улицу. Я делаю все возможное, чтобы удержаться на работе, – по лицу женщины текли слезы, но она их словно не замечала, – но я совсем не сплю ночами, и на меня уже стали косо смотреть.

– Я не волшебник. – Психиатр едва сдерживал раздражение, как же ему осточертели эти вечно ноющие, вечно давящие на жалость родственники больных. – Я предложил вам три варианта: ПНД, частная клиника или домашний уход, вы сами должны выбрать то, что вам больше подходит. Ваш отец уже не выздоровеет, я же утром был у вас дома и говорю вам это с полной ответственностью: его заболевание только прогрессирует, и дальше будет еще хуже.

– Я поняла вас. – Ольга, пошатнувшись, поднялась из кресла. – До свидания.

Она вышла из кабинета и, не глядя под ноги, пошла к выходу. Частная клиника «Медпомощь» была красиво оснащена: приятного голубого цвета диванчики, искусственные цветы в кадках, автомат с кофе и даже большой аквариум на высокой тумбе. Весь внешний вид этого заведения должен был настроить обывателей на доверие, расслабить и выкачать как можно больше денег, Ольга все это понимала и сегодня уже вложила последние деньги за утренний приезд специалиста на дом и за последующую консультацию у психиатра в клинике. И она никогда бы сюда не пришла, если бы бесплатная медицина не отказалась от ее отца сразу же после постановки диагноза. Тогда она раз за разом меняла частных психиатров в надежде, что, может быть, хоть кто‑то поможет ей найти выход.

Ольга вышла на улицу и закурила, последнее время она дымила как паровоз. Муж, который ждал ее в машине на парковке у клиники, вышел из автомобиля и подошел к ней.

– Ты похожа на бомжиху, – произнес он брезгливо и отвернулся от сигаретного дыма, который норовил угодить ему прямо в лицо.

Андрей не курил, он был весь на ЗОЖ, позитиве и «всегда в ресурсе», такой эффективный топ‑менеджер, он руководил отделом продаж в известной компании города и очень этим гордился. Он вообще очень сильно себя любил, Ольга его раньше тоже очень сильно любила, а это значит, что у них был общий объект для обожания – Андрей. Однако со временем Оля устала от идолопоклонничества и теперь просто принимала мужа таким, какой он есть, прекрасно помня поговорку, что «коней на переправе не меняют». А в том, что в ее жизни наступила именно та самая «переправа», она теперь и не сомневалась. «Переправиться бы уже к более счастливой жизни», – с тоской подумала Ольга.

– Что сказал врач? Что можно сделать с твоим отцом, чего ты еще не делала? – Андрей любовался своей широкой душой и отзывчивым сердцем, это он так думал, конечно.

– Ничего. – Ольга затянулась, она не обратила ни малейшего внимания на очередное оскорбление мужа, теперь она была слабой и зависимой от него, и Андрей этим пользовался. – Сдавать в ПНД – это невозможно, там же ад, я не могу отдать отца туда, это исключено. А в частной клинике уход за ним стоит огромных денег, а у меня их просто нет.

Андрей промолчал, у них с женой был раздельный бюджет, и он ничего менять не собирался, тем более теперь.

– Да, твоих денег точно не хватит на частную клинику, – подытожил муж.

– Куда же я его дену? – Ольга подняла на Андрея заплаканные глаза. – Выкину на улицу?

– Я не знаю, твой отец, ты и думай. – Муж развернулся и пошел к машине, Ольга поплелась за ним следом. – Сама переезжай к нему, сэкономишь на ночных сиделках.

Ольга молча села на пассажирское место и сжалась в комочек, именно этого она и боялась больше всего, именно это она и боялась услышать от своего мужа. До болезни ее отец жил один, он выпивал, особенно после смерти матери, и отношения у них были так себе. В его однокомнатной квартире было невозможно развернуться, и хотя Ольга давала ему деньги в помощь к мизерной пенсии, видимо, Анатолий Олегович их просто пропивал. Ольгу он не слушал, часто срывался и кричал на дочь, когда она предлагала ему сделать дома ремонт или сводить его к врачу на предмет алкогольной зависимости. И вот теперь Андрей предлагает ей самой съехать в этот хлев, где нельзя развернуться, где ей придется снова спать на полу в однушке, присматривая за отцом ночью, а днем на последние деньги нанимать ему сиделку.

Ольга мельком взглянула на мужа – «а ведь он мог предложить мне свою помощь, оплатить частную клинику для отца», но Андрей этого не сделал. У него были натянутые отношения с тестем до его болезни, поэтому он считал, что сейчас делает все возможное. Он и так покупал Анатолию Олеговичу памперсы, одноразовые пеленки, лекарства от желудка и оплачивал успокоительные уколы, которые тестю три раза в день колола сиделка. На этом все.

– Хорошо, – Ольга сидела, уставившись в одну точку, – я завтра съеду.

Она замолчала, до последнего надеясь на то, что Андрей возьмет ее за руку и скажет: «Да я пошутил, ты чего! Тебе нельзя уезжать к отцу, у него ты сойдешь с ума, все будет хорошо, я помогу тебе».

Но… Андрей молчал, и Ольга наконец‑то поняла, что осталась со своим горем совершенно одна. Машка отстранилась от всего происходящего еще раньше, она вообще старалась не поднимать эту тему, касающуюся болезни деда, а если Ольга пыталась ей что‑то рассказать, дочь в ответ лишь кривилась. С одной стороны, Ольга дочь понимала, в ее возрасте надо думать о любви, а не о старике с его закидонами. С другой, Оля прекрасно помнила себя в девятнадцать лет, и, конечно, такой эгоисткой она не была.

– Мама! Прекрати! Я не могу это больше слышать! Не порти мне нервы, у меня без вас проблем хватает, с Сережей вечно ругаемся, в институте несладко, да еще ты здесь с этим дедом.

Поэтому все разговоры с дочерью были бесполезны, а вот теперь, спустя всего месяц, отказался и Андрей.

Вернувшись домой, Ольга долго бродила по квартире, здесь все было родное, каждый сантиметр ее дома: вот диван, он стоит на кухне, и Ольга сама заказывала его по каталогу, она тогда еще подбирала его под цвет и по размеру. А спальный гарнитур она привезла сама, выбрала выставочный образец в магазине и не стала ждать, пока привезут с фабрики, так он ей понравился. А вот салфетки на кухне, такие смешные, белые с рисунком толстого кота…

Ольга чувствовала, что стоит в шаге от катастрофы, что еще немного, совсем немного – и все рухнет, рассыплется, разлетится вся ее прежняя жизнь, как пепел на ветру.