Жена Синей Бороды

Прага молодожена не разочаровала. Остальное – напротив. Работа скучная, рутинная. Жена хоть и умница, но нелюбимая. Круг общения узкий. Письма, написанные для Замиры, пылятся в сундуке – возлюбленная не умеет читать. И Настя никак не может забеременеть.

Тянулись годы. Он стал послом, правда, не в Чехии, а в Польше. Жена по‑прежнему не могла родить, а Замира не забывалась. Заграница надоела, потянуло в родные места, особенно в N‑ск. Захотелось обустроиться в родном городе, выстроить наконец дом, о котором мечтал. Так благодаря хандре он вернулся в Россию.

Алексей занял пост в министерстве внутренних дел, арендовал особняк, жену отправил на лечение в Кисловодск. Жизнь должна была наладиться. Но случилось несчастье. Папа, мама и юная Мими по пути из N‑ска в Петербург попали в катастрофу. Вагон, принадлежащий губернатору, сошел с рельсов. Погибли все.

Алексей почернел от горя. Он не спал, не ел, корил себя за то, что пригласил родных к себе в гости: если бы не это приглашение, они были бы живы. Спас его указ императора, назначающий Барышникова Алексея Ананьевича новым губернатором N‑ска.

…Город встретил ласково. Как же, как же, сын самого Анания. Продолжит дело папеньки, возродит захиревшую из‑за экономического кризиса ярмарку, отстроит сгоревшую больницу, наведет порядок на окраинах. Алексей с энтузиазмом взялся за дела. Наконец‑то появилась возможность доказать всем, в том числе себе, что достоин, что не хуже, что и сам ого‑го!

Возможность представилась через год. При пожаре сгорело здание театра, построенного из дерева еще при папеньке. Помещение необходимо было искать срочно (долг перед отцом, да и сам понимал, что театр городу нужен), но такое, чтобы не хуже прежнего да чтоб на хорошем месте. И придумал Алексей передать родительский особняк в дар городу. И жест красивый, и от дома избавится под благовидным предлогом. Себе он выстроил дворец на самом крутом берегу Волги. Шикарный, в стиле барокко, со статуями, балкончиками, колоннами и прочими архитектурными изысками, не оставляющими свободным ни одного участка стены.

Город дар принял. Взаимная любовь продолжалась. В скором времени Анастасия забеременела. Неизвестно, лечение послужило причиной или счастливая мужнина звезда, но губернаторша оказалась на сносях. Алексей пребывал в эйфории шесть месяцев, пока беременность не закончилась выкидышем. Но и в столь трудный период город не оставил своего любимца – жители N‑ска признали Барышникова человеком года, а губернские дворяне провозгласили почетным председателем. Алексей не остался в долгу: на личные деньги построил школу для детей из низших слоев, а под дворянское собрание выделил часть губернаторских апартаментов в кремле.

Прошло еще пять лет. Алексей Ананьевич горожанам нравился, но положения отца еще не достиг, так и остался «молодым Барышниковым», будто тень Анания витала вместе с утренней дымкой над городом. В столице Алексея ценили больше – денег на нужды губернии не клянчил, доклады посылал исправно, народ держал в узде. Хотя насчет последнего ошибались пресильно. Рабочего люда в городе было полным‑полно, а условий для нормального проживания никаких, больниц всего четыре (на две сотни пациентов!), ночлежки две, школ шесть, зато пивных около ста. Вот и взбрыкивал иногда народец, но не слишком активно, так что доклады губернатор строчил смело: так, мол, и так, все спокойно, тихо, все довольны. А когда с проверкой прибыл столичный министр и, проехав в коляске по свежеотделанной главной улице, походив по новым павильонам ярмарки, не увидел ничего, кроме процветания, зауважали в Петербурге Алексея Ананьевича еще больше.

В 1888 году Анастасия забеременела вновь и в этот раз разродилась здоровенькой девочкой, сама, правда, прожила после всего несколько часов. Первые роды в таком возрасте, плюс не очень хорошее здоровье – а в результате еще одна могила на кладбище. Так Алексей остался один с ребенком на руках.

Он и не ожидал тогда, что полюбит девчушку так сильно. Но эту золотоволосую куклу нельзя было не полюбить. Ею восхищались все: и прислуга в доме, и друзья Алексея, и коллеги, и император, который проездом оказался в N‑ске и отобедал в гостях у губернатора. Арина, несмотря на то что не знала ни в чем отказа, росла милой и ласковой, ни капризов, ни истерик, сплошное очарование. И вот теперь его девочке десять, а он не знает, что ждет его впереди.

Проблемы начались еще в 80‑х, вместе с очередным кризисом. Первыми пострадали мануфактуры – резко упал спрос, пришлось уволить многих, сократить производство. Испугавшись трудностей, Алексей продал предприятия. И без них проживут. Через несколько лет пришло известие, что прииски истощились, а на разработку новых нужны немалые деньги, которых, оказалось, осталось не так и много. Миллионы на благотворительность, миллионы на роскошества, один дом во сколько встал, а банкеты, а наряды, а рулетка, к которой Алексей питал слабость. Пришлось продать часть недвижимости, чтобы субсидировать новые разработки на Урале, но деньги проваливались как в бездонную бочку – золотоносная жила так и не была найдена.

Алексей запаниковал. Надо было что‑то делать, а что, он не знал – мир бизнеса для него, что темный лес. Очень кстати подвернулась возможность подзаработать: на реке стояло восемьдесят деревянных амбаров, хранились в которых миллионы пудов соли. По весне вода поднималась, подходила к складам, а иногда попадала внутрь и размывала соль. На этом городские чиновники (с разрешения губернатора) решили сделать деньги. Сотни пудов были тайно распроданы, в отчетности же указали – смыто водой. Прибыль поделили, оказалось, что Алексею не так много и досталось, но пришла следующая весна, и история повторилась. Скандал разразился в этом году, когда в реку было смыто двадцать амбаров, оказавшихся пустыми. Была назначена ревизия, выявившая нехватку миллиона пудов соли, началось следствие. Алексею удалось остаться в стороне, пострадали только мелкие чиновники, но слушок по городу пошел нелестный.

Отголоски «соляного» скандала докатились и до столицы. И тут оказалось, что в N‑ске не так все гладко, как докладывал губернатор: и народец шевелится, и кружки тайные организовываются, и газетка появилась либеральная, а самое главное, в город уже не раз наезжал небезызвестный Ульянов‑Ленин для проведения работы с местными марксистами, которых быть в N‑ске просто не должно, если верить отчетам Барышникова.

Алесей доживал в роли губернатора последние деньки, он это понимал, поэтому так боялся заглядывать в будущее. Деньги какие‑никакие еще имеются. Проживут. Леса обширные можно продать, несколько домов осталось, хотя не самых лучших, да и надежда на то, что золото найдется, не покидала. В городе, опять же, его уважают, Алесей планировал баллотироваться в Думу или в земское собрание и рассчитывал на успех. Как‑нибудь выкрутятся. Только бы доченька ни о чем не догадалась – она должна гордиться своим отцом, как он своим.

 

Глава 3

 

Тем временем автомобиль остановился у здания театра. Народ прибывал в основном на тройках, мало кто себе мог позволить машину, а кто мог – купцы‑миллионеры, – те были слишком консервативны для столь современного транспорта. Барышниковы поднялись на высокое крыльцо, вошли внутрь. Разделись. Алексей, очутившись в знакомом холле, испытал странную грусть. Где его молодость, надежды, мечты? Так много времени прошло, умирать скоро, а будто не жил еще.

– Папочка, это дедушкин дом? – Арина озиралась с любопытством, в театре она оказалась впервые.

– Да, милая. Пойдем, сейчас начнется. – Они прошли в ложу, сели. Отец раскланивался со знакомыми, Арина наблюдала с высоты за дамами, запоминала манеру держаться: сегодня ей предстоит показать всем, что она настоящая леди.