Зима в Мадриде
Толхерст указал на большой старый «рено», который телепался по улице медленнее ослиной повозки. Сзади к нему было прицеплено нечто похожее на толстый бак для кипячения воды, из небольшой трубы валил дым. Водитель, буржуа средних лет, нарочито игнорировал любопытные взгляды людей, которые останавливались на тротуаре поглазеть. Мимо с дребезгом и звоном проехал трамвай, хозяин газогена резко свернул, чтобы не угодить под него. Неуклюжая машина едва не перевернулась.
– Что это было? – спросил Гарри.
– Революционный ответ испанцев на нехватку бензина. Вместо него используется уголь или дрова. Все отлично, если только вам не нужно ехать в гору. Я слышал, у французов тоже есть такие. Маловероятно, что немцы переймут технологию.
Гарри изучал взглядом толпу. Некоторые люди улыбались, глядя на странное транспортное средство, но никто не смеялся и не кричал, как сделали бы раньше жители Мадрида при виде такой штуковины. И вновь Гарри подумал, какие все стали тихие, совсем не слышно гомона голосов, а раньше улицы полнились им.
Они приехали в район Опера, вдалеке показался Королевский дворец. Он ярко выделялся на фоне окружающей разрухи. Солнечные лучи отражались от его белых стен.
– Франко живет там? – спросил Гарри.
– Принимает посетителей, но сам обосновался во дворце Эль‑Пардо, за пределами Мадрида. Боится покушений. Разъезжает везде в бронированном «мерседесе», который ему прислал Гитлер.
– Значит, тут все еще есть оппозиция?
– Гвардейцы держат города под полным контролем. Никогда не знаешь. В конце концов, Мадрид взяли всего восемнадцать месяцев назад. В каком‑то смысле это оккупированный город, так же как Париж. На севере до сих пор сохранилось сопротивление, насколько я слышал, и банды республиканцев прячутся в сельской местности. Вагабундос, так их называют.
– Боже, через что прошла эта страна! – ахнул Гарри.
– И испытания пока не закончились, – мрачно заметил Толхерст.
Они свернули на улицу с большими домами XIX века, перед одним из них на флагштоке висел «Юнион Джек», до боли знакомый. Гарри вспомнил, как пришел в посольство в 1937‑м спросить про Берни, после того как того объявили пропавшим без вести. Сотрудники ничем ему не помогли, они не одобряли участия в интернациональных бригадах.
Пара гвардейцев дежурила на посту у двери. Около входа стояло несколько машин, поэтому Толхерст остановился чуть в стороне, на дороге.
– Давайте достанем ваш чемодан, – сказал он.
Вылезая наружу, Гарри с опаской посмотрел на гвардейцев и почувствовал, как кто‑то дергает его сзади за штанину. Обернувшись, он увидел худого мальчика лет десяти, одетого в изношенную армейскую гимнастерку; тот сидел на каком‑то подобии деревянных саней с колесами.
– Señor, por favor, diez pesetas[1].
Гарри увидел, что у мальчика нет ног. Он держался одной рукой за загнутый конец полозьев, протягивал другую и молил:
– ¡Por el amor de Dios![2]
Один из гвардейцев решительно зашагал по улице, громко хлопая в ладоши:
– ¡Vete! ¡Vete![3]
Мальчик оттолкнулся руками от камней мостовой и уехал на своей каталке в боковую улочку. Толхерст взял Гарри за локоть:
– Вам надо соображать быстрее, старина. Нищие обычно не добираются досюда, но в центре их что голубей. Хотя голубей‑то как раз не осталось, их всех съели.
Охранник, прогнавший попрошайку, проводил их до дверей посольства.
– Gracias por su asistencia[4], – вежливо сказал Толхерст.
Мужчина кивнул, но Гарри заметил мелькнувший в его глазах огонек презрения.
– Сперва они немного шокируют, эти дети, – произнес Толхерст, берясь за ручку большой деревянной двери. – Но вам нужно привыкнуть. А теперь пора встретиться с приветственным комитетом. Вас ждут большие шишки.
«Он сказал это с завистью», – отметил про себя Гарри, вступая следом за Толхерстом в душное и мрачное нутро здания.
Посол сидел за огромным столом в роскошной комнате, где прохладу создавали бесшумные вентиляторы. На стенах висели гравюры XVIII века, пол был выстлан коврами. По другую сторону стола расположился человек в форме морского офицера. Окно выходило во внутренний двор, уставленный растениями в горшках; там на скамье устроились несколько мужчин в рубашках, без пиджаков.
Гарри узнал Сэмюэля Хора по сюжетам кинохроники. Этот человек работал министром у Чемберлена – миротворец, уволенный с поста после прихода к власти Черчилля. На нем был фрак с голубым цветком в петлице. Он встал и, протягивая руку посетителю, наклонился над столом:
– Добро пожаловать, Бретт, добро пожаловать.
Рукопожатие оказалось на удивление крепким. Холодные бледно‑голубые глаза чуть задержались на Гарри, после чего посол махнул рукой на своего собеседника:
– Капитан Алан Хиллгарт, наш атташе по морским делам. Он в ответе за дела секретных служб. – Последние слова Хор произнес с оттенком неприязни.
Хиллгарту было за сорок, высокий, этакий роковой красавец с большими карими глазами, которые смотрели сурово, но таилось в них и нечто озорное, почти детское, как и в полных чувственных губах. Гарри вспомнил, что Сэнди в Руквуде увлекался приключенческими романами какого‑то Хиллгарта, про шпионов и их похождения в топких болотах Европы. Сэнди Форсайту книги нравились, а вот Гарри считал их глупыми выдумками.
– Здравствуйте, Бретт. – Капитан тепло пожал ему руку. – Вы будете отчитываться непосредственно передо мной через Толхерста.
– Садитесь, пожалуйста, садитесь все, – пригласил Хор, указав Гарри на стул.
[1] Сеньор, пожалуйста, дайте денег (исп.).
[2] Ради любви Господа! (исп.)
[3] Пошел! Пошел! (исп.)
[4] Спасибо за помощь (исп.).
