Зима вороньих масок

– Не знаю. Вы правы. С этим глупо спорить, – произнёс доктор, охладив пыл. – Но да будет вам известно, месье Дюпо, что все принятые мною решения касательно медицины – обдуманы и взвешены. За ними опыт не только мой, но и того, кто долгие годы меня наставлял. А этим наставлениям я склонен следовать беспрекословно. Поэтому я должен вас спросить, месье Дюпо, вы сомневаетесь во мне или в себе? Говорите честно, не кривите душой. Время идёт, – напомнил Винтеркафф.

– Пожалуй… – промолвил Паскаль, ища внутри себя ответ. – Да, пожалуй, ваши знания весомее моих сомнений…

– В таком случае, вы либо ассистируете мне безо всяких споров, либо же сейчас, сию минуту, отправляетесь туда, где мы встретились впервые, и где я столь великодушно, за одну только вашу посильную помощь в моей миссии, предложил вам обучение искусству медицины, а заодно избавил вас от того, что вы, судя по вашему тогдашнему состоянию, давно и безрезультатно пытались смыть вином.

“Кто же он такой? – обескураженный разговором, думал Паскаль. – Тот ли самый учёный человек, вдохновлённый идеей спасения рода людского, встретивший меня у термополия, или жуткая маска исказила не только его образ, но и душу? Стало быть, она меняет и меня. Но к Господу или к дьяволу делает ближе?”

Знания всегда горьки, – где‑то слышал аптекарь. И, зачастую, греховны. Но горше вкуса тех дней, когда он, находясь в пьяном полузабытье, безвольно тонул в колодце воспоминаний, нет ничего и не будет. Паскаль прошептал слова молитвы, наиболее уместные в его положении: “…Но избавь нас от лукавого”. Если сатана и вводит меня во грех, я, по крайней мере, знаю теперь, в каком из тысячи обличий.

– Угли стынут. Давайте начинать.

Гарольд кивнул, принимая ответ.

– Рад слышать, месье Дюпо. Уложите… пациента на стол, разденьте его и придержите ноги.

Выполнить распоряжение оказалось так просто. Дурак, предчувствуя, что уготовили ему чудовища в масках, встретил Паскаля решительным отпором, и даже маковый сок на него не подействовал. Когда Винтеркафф решил посодействовать коллеге, Жак‑конюх отбросил его к середине комнаты, как ребёнок игрушку. Доктор выругался.

– Проклятье! – Гарольд вскочил с пола и принялся осматривать свой костюм на предмет повреждений. По удаче не обнаружив таковых, он постучал ладонью по двери. – Эй там! Помогите нам!

В дом вошёл брат Маркос, безмолвный мортус. Жак зарычал на него цепным псом и стал размахивать руками, похожими на кузнечные молоты. Блаженный обладал силой Голиафа, но был неуклюж; он вряд ли понимал, на что способен. Испанец одолел его без труда. Оказавшись прижатым к столу, Жак‑конюх внезапно прекратил всякое сопротивление, признал себя побеждённым и только жалобно всхлипывал. Винтеркафф срезал с него старые одежды, грязные от пота, сукровицы и золы, очистил кожу от струпьев, образовавшихся в местах неосторожных ссадин.

– Вы можете убедиться, друг мой, – спокойным и размеренным голосом сказал Винтеркафф. – Что я оказался прав относительно необходимости врачевать немедля. Взгляните: во‑первых, нет никаких сомнений, что болезнь проникла в организм через одну из этих многочисленных ран, посему, применив омовение и прижигание, мы исключим дальнейшее попадание скверны во внутренние ткани. Во‑вторых, эти миазмы, – Гарольд указал на опухоли, не успевшие ещё почернеть, – совсем свежие, следовательно, ткани вокруг них не разрушены. И, следовательно, – сделал он заключение, будто преподавал ученикам на лекции, – лечение их будет менее болезненно. А теперь представьте, месье Дюпо, как могла спрогрессировать болезнь, послушай мы не голос моего разума, а зов вашего мягкого сердца.

Паскаль виновато кивнул.

– Благими намерениями вершатся самые великие из зол… – сказал англичанин, промывая раны на теле Жака. – Впрочем, давайте приступать к основной части.

Винтеркафф выбрал иглу, подержал её над углями и прикрепил к цилиндрическому клистиру. Прицелившись, дабы не повредить кровеносных сосудов, доктор ввёл медный шип в набухшую шишку на шее Жака. Конюх протяжно завыл. Вряд ли от боли, – игла была тонкой и острой, как пчелиное жало, – а скорей, от понимания того, что нечто проникает под кожу. Все мышцы дурака напряглись, стали каменными.

– Голову, – сказал Гарольд, сохраняя концентрацию. Паскаль прижал одной рукой широкий лоб дурака, второй – его брутальную челюсть, а локтем надавил на грудь. – Хорошо, – одобрил Винтеркафф. Удерживая иглу, он потянул ручку клапана вверх, и полость цилиндра стала наполняться гноем вперемешку с почерневшей кровью. Нарыв оседал на глазах, как оседают на лугах кочки после весеннего половодья. Винтеркафф достал иглу, бросил её в угли, раскалил и прикрепил новую.

– Вы… собираетесь прижечь проколотое место? – спросил Дюпо, когда вслед за иглой Винтеркафф отправил в ящик с углями железную лапу.

– Это, и ещё несколько других. Там, где миазмы успели разрастись.

– Я слышал…

– Да? Подмышку, месье Дюпо, – попросил Винтеркафф, крепя иглу. – О чём вы слышали?

Паскаль приподнял руку Жака, положил её запястьем под голову конюха.

– Я слышал, что откачивают редко…

– Дренируют, – поправил англичанин. – Тем не менее, этот метод действенный.

– Дренируют. Но чаще… просто прижигают.

Гарольд вонзил иглу в место скопления скверны.

– К чему вы ведёте?

– Зачем же… мучить дважды, если действенны оба методы? Я… просто хочу понять.

– В местах, поражённых незначительно… как это, например, – Винтеркафф указал на едва заметные бугорки под рёбрами, – болезнь затронула только сам подкожный узел. Дренировав миазмы, мы ослабим хворь, а припарка не позволит ей распространиться. Когда же скверна скапливается сверх меры и выпирает вон из организма в виде бубонов, зараза попадает не только в кровь, но и проступает наружу, а это чревато как самого захворавшего, так и для окружения его. Прижигание – решение верное, но лишь в том случае, когда зерно скверны уже извлечено. И здесь нам на помощь приходит дренирование. Ожог уничтожает больную кожу, закрывает хвори путь наружу, а ещё умертвляет воспалённые ткани. – Гарольд отвлекся на короткий момент и посмотрел на Паскаля. – Такой жар хоть и приносит жуткие страдания, но не убивает человека, а заразу – губит на корню. Запомните: железо должно быть красным. Беспрекословно требуйте выполнения этого пункта от всех, кто будет помогать вам в будущем, если, не приведи Господь, вы когда‑нибудь столкнетесь с поветрием. Иначе лечение имеет все шансы не сработать, и вы проиграете бой. В своё время этого требовал от меня мастер Горэйд, и вот я выдвигаю к вам те же самые требования. Поверьте, когда я впервые жёг металлом кожу, я испытывал то же самое, что и вы сейчас. Раскалите, месье Дюпо. Докрасна.

Паскаль ожидал услышать крики несчастного конюха, и он их услышал. По мощи своей они были сравнимы с медвежьим рёвом, с горным водопадом, с громом сотни кузнечных цехов. Лавина страданий хлынула с гор, словно раскололись сами небеса, скорбя о несчастной душе, и затмили первозданный свет…