Зима вороньих масок
Город оказался невелик – в общей сложности, в несколько сот домов. Богатые и бедные, окружённые разрушенной, а местами и вовсе ушедшей под землю крепостной стеной, они ютились друг подле друга, будто силой собранные вместе. Узкие улицы, подобно неспешно стекающим в канаву отхожим водам, сходились в единственном сравнительно широком месте – городской площади, заваленной снегом. Вдалеке, на берегу гадючьего тела извивающейся реки, не успевшей пока замерзнуть, куском дёгтя застыл замок, коронованный четырьмя объёмными башнями. Его вид необычайно насторожил Гарольда, и лишь минутою позже он понял, чем именно. Лишённый окон и бойниц, замок был мрачен, как ослеплённый при рождении титан, чья умерщвлённая плоть превратилась в скалу. Вся невообразимая дикость архитектурной мысли сошлись в его формах – неровные выпуклые стены из гигантского булыжника, оскал колоссальных подъёмных ворот, освещаемых парой факелов, и ряд баллист у бесформенных полуразрушенных зубцов на крыше составляли его образ. На выцветших стягах, трепетавших у башен, изображался огненный змий на лазурном поле, чью пасть пронзал упавший с неба волнистый меч. Ров, с трёх сторон защищавший каменное чудовище от неизвестного врага, зиял оскалом кольев, старых и местами обломленных. Вряд ли нечто подобное могли воздвигнуть горделивые римляне, равно как и мастера последующих поколений, проповедующие величие возводимых ими форм. Тайна рождения сей монструозной постройки уходила, вероятно, в самую глубь веков, и Гарольд нисколько не удивился бы, узнай он, что фундамент замка закладывался дьявольскими архитекторами на костях побежденных ими врагов, а раствор замешивался на крови детей во славу диких языческих богов, чьи имена прокляты в веках и забыты. Сам же Финвилль почему‑то всегда представлялся Гарольду городом более крупным, чем оказалось то на самом деле. Логично, что папский город, являвшийся, к тому же, центром оживленной торговли в летнее время, должен был привлекать к себе не только различных ремесленников, чьим талантам всегда найдётся работа, но и желающих возделывать землю под протекцией лорда, а также всяческих бродяг и проходимцев, ищущих легкую наживу. Гарольду пришлось признать, он ошибался.
– Это и есть Финвилль? – спросил кто‑то позади.
– Божьей немилостью, да, – мрачно ответил Дженнаро, как если бы в том была его вина.
Воздух звенел медью. Одинокий колокол нёс городу весть: чёрный дозор уже близко. Гарольд отыскал взглядом собор – тот возвышался с южной стороны города, как полное противопоставление приземистому угрюмому замку. Его белые стены сливались со снегами, отбрасывая громадную, напоминающую трехпалую лапу демона тень в свете луны. Над фасадной аркой изображался мученик, пронзённый стрелами, и семь ангелов кружились над его головой. На парапетах восседали горгульи, чьи морды застыли в хищном оскале. Центральная башня венчалась четырьмя остроконечными пиками, две боковые имели высоту вдвое меньшую – то ли работы по их строительству так и не завершились, то ли шпили обрушились вследствие плачевного происшествия, о котором сообщал в письме приор Мартин. Река огибала пристроенный к храму невзрачный монастырь, словно чураясь, как нечистая сила избегает святого распятия.
– Там, стало быть, собор Святого Себастиана? – указал в сторону реки отец Фома.
– Верно, – подтвердил Дженнаро. Когда весь отряд поднялся на холм, гвардеец внимательно осмотрел всех присутствующих. Внешность братьев‑флагеллантов, по‑видимому, вызывала у солдата некие подозрения. – Вы здесь не случайно, значит?
Отец Фома суетливо захлопал по поясу.
– Брат Гратин, где мои… бумаги?
Монах порылся в своей сумке, отыскал там кожаный тубус и протянул пресвитеру.
– Благодарю. – Священник извлёк бережно свёрнутое письмо от приора, прищурился и, перечитав написанное, протянул письмо Дженнаро. Тот изучил сорванную печать и одобрительно кивнул. – Так и есть, не случайно, – сказал отец Фома, отправляя бумаги обратно в футляр. – Кто‑нибудь ещё откликнулся?
Гвардеец покачал головою.
– Ваш отряд полон? Отставших нет?
– Все перед вами. Четверо врачей, – поспешил представить Фома, – и четверо мортусов, четверо… трое братьев, – исправился он, вспомнил о покойном брате Луисе, чьё тело находилось в телеге, – и я, скромный и покорный слуга Господа нашего.
– Этих сил… будет достаточно?
Священник посмотрел на Гарольда.
– Вполне, – ответил Винтеркафф.
– В таком случае, мой синьор просит вас начать работу без промедления, – подсевшим голосом промолвил Дженнаро.
Со стороны испанцев послышались возгласы негодования. Говорили они на родном языке, но слова их были пропитаны несогласием.
– Мы пять дней в дороге, – напомнил брат Роберто. – Оголодавшие и замерзшие. Почему не начать с рассветом?
– Не для того ли мы здесь, брат Роберто, чтобы помочь страждущим? – загремел бочкой отец Фома. Гарольд впервые увидел, как лицо пресвитера, всегда одухотворенное и смиренное, ожесточилось. – Сколько из них не увидят рассвета? Сколькими душами вы готовы пожертвовать ради крепкого сна?
– На то воля не ваша и не моя, – ответил брат Роберто, припомнив отцу Фоме его слова. – Но Божья. Не так ли?
– Воля Божья в том, что мы здесь! – святой отец топнул пухлой ногой по снегу, указывая свое местоположение. Голос его звучал громко и твердо. – Распоряжайтесь, Винтеркафф, – сказал он своё последнее слово и поставил точку в разговоре. Перечить ему испанец не решился.
Гарольд посмотрел на коллег‑врачей, как смотрит на солдат капитан перед сражением.
– Одевайтесь, месье.
Лероа рванул к повозке, торопясь раньше других предстать в новом образе. Кошмарном образе, который для многих станет тем последним, что увидят они на закате жизни, оборвавшейся так несвоевременно. Вряд ли юноша осознавал это в полной мере.
– Какое содействие можем оказать вам мы? – спросил Гарольда Дженнаро, говоря, очевидно, о гвардейцах лорда Кампо.
Предложение поступило как нельзя кстати.
– Мне нужно, чтобы двери каждого дома были для нас открыты. – В ночной час, во времена темнейших страхов, вряд ли найдется тот, кто пригласит под свой кров непрошеного гостя, облаченного в одежды глашатая смерти.
– Это возможно, – коротко ответил Дженнаро, забравшись в седло. – Я уведомлю капитана. Что‑нибудь ещё?
– Да, пожалуй, – вовремя спохватился Гарольд. – Прикажите вынести на площадь котёл. Самый большой из тех, что есть. И разведите огонь. Мы будем разогревать на нём воду для врачевания.
Дженнаро ударил в стремена.
– К вашему приходу будет готово.
Chapter II. Saltatiomortis