Золото Алдана

Отплыли в Вознесение, что на сороковой день после Пасхи. Большая вода понесла их встречь солнцу с такой скоростью, что экипажу оставалось только, налегая на греби и кормовое весло, огибать лобастые камни, торчащие из покрытой упругими завитками водоворотов реки.

Пришедшие проводить товарищей казаки и Лосев с женой едва успели прощально махнуть, как струг с новоиспеченными матросами и мичманом, гордо восседавшим на корме в полинялой фуражке с золотым крабом на околыше, скрылся за поворотом.

– Ой, страх какой! – с дрожью в голосе прошептала Соня, и крепко прижалась к мужу. – Что‑то будет… Чем вызвала некоторое замешательство у того. Еще бы! Было с чего – она всегда отличалась спокойствием и невозмутимостью. Казалось, не существовало такого события, которое могло бы взволновать ее, а тут вдруг столько эмоций.

Поначалу Лосев, уставший от неустроенности быта, относился к ней как к домработнице – в его сердце всё‑таки теплилась надежда на воссоединение с семьей, оставленной во Владивостоке. Однако молодая якутка так бескорыстно служила ему, предугадывая любое его желания, что он не заметил, как она стала для него дорогим и любимым человеком.

* * *

К вечеру прошли более шестидесяти верст – прибрежные виды менялись с калейдоскопической быстротой. Мелькали каменные утесы, крутобокие горы, склоненные к воде деревья. Возбужденные удачным началом сплава, офицеры то и дело нахваливали мичмана за хорошую идею. Пешком, пусть даже на лошадках, они в лучшем случае прошли бы не более тридцати верст, да еще умаялись бы в усмерть. А тут благодать – река сама несет.

На следующий день после полудня послышался подозрительный гул. Мичман Тёмный встревожился: он догадался, что это может означать. Отдав команду грести к берегу, сам влез на рею мачты. С нее попытался разглядеть, далеко ли пороги, но лесистый утёс закрывал обзор. Скорость течения нарастала, и гребцы, хотя и прилагали все силы, никак не могли сойти со стремнины. За утесом русло выпрямилось, и река, словно стрела, выпущенная из туго натянутого лука, устремилась туда, где поток, обрываясь, исчезал в клубах водяной пыли.

Под аркой радуги, перекинутой через речку, где‑то внизу, кипела, стенала, в невидимом котле, вода. Мириады мельчайших капелек‑брызг парили над всем этим ревущим безумием.

Оцепенев, люди вперили немигающие взгляды в клубящийся ад – им ничего не оставалось, как только ждать, чем все завершится. Один юнкер пал на колени и, осеняя себя крестным знамением, стал молить Николая‑Угодника о помощи и спасении.

Река тем временем стремительно несла неподвластный людям струг.

– Держись, ребята! Авось не пропадем! – Прокричал штабс‑капитан, но его голос тонул в сплошном реве низвергающейся в пропасть воды. Судно, распластавшись раненой птицей, на миг зависло в воздухе и, сверкнув мокрыми боками, рухнуло в белесую бездну Бурлящий котёл выплюнул с клочьями пены обломки струга, мачту, пузатые мешки.

Цепляясь за них, офицеры один за другим выгребали к песчаной косе и выползали на берег все в ссадинах и кровоподтеках. Выбравшийся первым, юнкер Хлебников пал на колени и, сплёвывая кровь из разбитого рта, поцеловал землю, шепча слова благодарности милостивому Николаю Чудотворцу.

– Знатно покупались?! – прокричал мичман, пересиливая рев водопада.

– Кретин! Флотоводец хренов! Не мичман ты, а поломойка! А мы болваны – нашли кому довериться! – Заорал на вытянувшегося в струну мичмана озверевший штабс‑капитан. Он замахнулся было, чтобы врезать тому, но, совладав с собой, лишь яростно ткнул кулаком в грудь.

– Я ж говорил, на лошадках надо, так нет – вам свои вещи носить тяжело. Зато теперь и носить нечего, и золото пропало, – напомнил юнкер Хлебников, массируя ушибленное плечо. – Спасибо Чудотворцу, что самих уберег!

– А я, господа, плавать научился. Такой вот сюрприз! – пытаясь разрядить обстановку, пророкотал есаул Суворов.

– Да уж, удивительный сюрприз – лапки кверху, мордой вниз, – с горькой иронией пошутил штабс‑капитан. – Зря мы от якута про сплав скрывали. Он, наверняка, о водопаде знал – предостерег бы.

– Чего теперь, господа, после драки кулаками махать? Давайте лучше пройдём по берегу, может, что прибило, – предложил есаул.

Как ни странно, гул по мере удаления от водопада нарастал. Вскоре стало ясно, почему. Саженях в ста находился второй водослив, еще более внушительный и страшный. Тысячи лет назад гигантская сила сместила земные пласты и образовала каменные уступы, а река со временем выбила под ними внушительные котлы.

Пройдя немного, увидели котомку Суворова, зацепившуюся лямкой за сучкастую коряжину. Пришлось опять лезть в воду. Зато теперь у них были пара рубашек, казачьи, с желтыми лампасами, брюки, моток веревки, нагайка, хромовые сапоги, кружка, миска, ложка. Одну рубашку сразу разорвали на ленты и перевязали рану на руке ротмистра.

Подойдя ко второму падуну, невольно залюбовались мощью и красотой низвергающейся массы. Эмоциональный поручик тут же продекламировал Тютчева:

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик –

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык…

Глядя на беснующуюся стихию, офицеры поняли: ниже искать что‑либо бессмысленно и, не сговариваясь, ступая шаг в шаг, пошли цепочкой обратно к гарнизону. До него было изрядно – верст семьдесят пять, не меньше.

– В любом благоприятном событии есть отрицательный момент, как, впрочем, и наоборот. Вчера радовались скорости течения, а сегодня проклинаем его. Нет абсолюта – все относительно, – философствовал на ходу поручик.

Чуть выше злосчастного водопада на высоком берегу наткнулись на груду поваленных в беспорядке трухлявых брёвен – все, что осталось от строения. Пытаясь найти что‑нибудь полезное, а в их положении полезным могло быть многое, раскидали их.

Порывшись, в покрытой древесной трухой, земле обнаружили казачью пряжку, пять свинцовых круглых пуль и еще какие‑то до неузнаваемости изъеденные временем предметы. Потянув за ржавую скобу, сдвинули некое подобие крышки. Под ней лежали рядышком три приличного вида пищали и сабля.

– Выходит, не только мы здесь пострадали, – заметил один из близнецов, – и до нас тут люди горюшка хлебнули.

– Господа, это ж исторические раритеты! Прекрасные экспонаты для музея! – поглаживая клинок, восторгался поручик. – Какая изумительная резьба, какой изящный изгиб у клинка! Столько лет лежит, и даже намека нет на ржавчину! Похоже, сталь булатная. А пищали каковы! С фитильным замком, стволы с винтовым нарезом. Может, возьмем?

– Вы, что, поручик, умом тронулись? Кто такую тягу понесет? – Урезонил есаул. – Вот саблю можно – вещь полезная.

– Не представляю, как прежде казаки с такими тяжеленными пищалями до Ламского моря ходили. Еще и пушки с ядрами волокли, – продолжал восхищаться Орлов.

– Я тоже об этом думал. Крепкая все же порода – казаки. Даже сопливые девчонки сразу сообразили, с кем им спокойней и вернее семью строить – казачьему сословию предпочтение отдали. Нутром учуяли их надежность и хватку, – напомнил ротмистр Пастухов.