Зверь. Мое наваждение

Я не даю договорить:

– Ольга Сергеевна, не увольняйте меня, пожалуйста. Я клянусь, что ничего не расскажу тёте Марине. Мне очень нужна работа, иначе у меня заберут брата. – Ноги не слушаются, но я встаю и подхожу к женщине. – Он не сможет в интернате. Там нет никакого ухода и лечения. А про учёбу вообще можно забыть. А он год окончил на твёрдые четвёрки. Сам! Понимаете? Без репетиторов. Сам учился, я почти не помогала, – из моих глаз катятся слёзы. – Он сможет поступить в техникум, мы уже присматриваем профессии, что будут ему по плечу…

– Егор в больнице, – припечатывает Ольга Сергеевна. – Мне звонили и сообщили об этом, поэтому я тебя вызвала.

Я глупо таращусь на управляющую.

– Что? – спрашиваю тихо. – Что с ним случилось?! – наконец доходит до меня смысл сказанных слов.

– Я не знаю. – Женщина подталкивает меня к диванчику и настойчиво усаживает.

Так вот зачем мне звонила Ната, а я не ответила. Нужно было принять вызов!

– Сказали, что Егор в хирургии. – Ольга Сергеевна подаёт мне стакан с водой.

– Как в хирургии? – спрашиваю я. – Ему ещё рано, операция запланирована только через три месяца. А в какой он больнице? – наконец задаю я нужный вопрос, на который смогу получить ответ.

В свободную руку управляющая вкладывает лист бумаги с номером больницы и адресом. Я узнаю цифры. Именно там два года назад спасали Егорку.

– Иди, – подталкивает меня к выходу Ольга Сергеевна. – Отзвонись и скажи, что со сменами. Чтобы я успела найти тебе замену.

Я благодарю и обещаю обязательно позвонить, как только что‑то станет ясно.

На ходу развязываю передник, влетаю в раздевалку и сбрасываю туфли. Не снимаю форму клуба – меняю только обувь.

Телефон молчит на металлической полке. Чёрный, пугающий. Мне страшно взять его в руки. Егор – самый родной и близкий человек. Если с ним что‑то случится, я… я этого не переживу.

Экран в моих руках оживает, я вздрагиваю. Приходит СМС от мобильного оператора. Снимаю блокировку. Пять пропущенных от Наты и ни одного от брата. «Значит, не в состоянии позвонить… или забыл телефон дома», – успокаиваю себя.

На ходу вызываю такси. Ничего не слышу и не вижу вокруг. Вырываюсь в яркую жару, но не успеваю пройти и двух шагов, как ощущаю болезненный захват на своём плече.

– Нужно поговорить, – требует мужской голос.

– Я тороплюсь, – отвечаю я, поднимая взгляд на отца Наты.

Мужчина выглядит так, как я привыкла его видеть. Одетый в деловой костюм, обязательно тёмный с белоснежной рубашкой, очки в золотистой оправе, с телефоном в руке. Казалось, что Сергей Дмитриевич не расстаётся с ним даже ночью.

– Задержишься, – отвечает грубо.

– Я правда тороплюсь, – у проезда паркуется такси, а в моей руке телефон издаёт звук принятого СМС, – Егор в…

Мужчина меня обрывает, дёргает с силой, отчего я пошатываюсь.

– Разговор не займёт больше двух минут, – произносит он.

– Я…

Он вновь меня обрывает:

– Замолчала и внимательно выслушала, – приказывает Сергей Дмитриевич. – То, что ты сегодня видела, останется строго между нами.

– В этом можете не сомневаться. Я и слова не скажу тёте Марине, – заверяю я, пытаясь вытянуть запястье из захвата. Больно.

– Плевать я на неё хотел, – зло шепчет он. – Меня волнует Наташа. Чтобы ни слова ей о клубе! – склоняется низко.

– Х‑хорошо, – запинаюсь я, впервые слыша столько злобы и ненависти в голосе человека.

– Ни слова об Ольге! Ты вообще меня нигде не встречала за пределами нашей квартиры. Тебе ясно?

– Более чем, – отвечаю я и отвожу взгляд, а мужчина продолжает говорить:

– Одно твоё слово – и ты можешь забыть о наших подачках. Я больше не позволю Наташе заниматься благотворительностью. Сейчас смотрю на неё сквозь пальцы. Дочь и раньше имела тягу к больным и хромым, таскала меня по приютам и заставляла покупать корм и прочую дрянь.

– Я никогда ничего не просила у вашей дочери, – произношу я, смотря себе под ноги.

– А её и просить не нужно. Такая же, как мать! Мягкосердечная! Садись на шею и поезжай.

– Я вас поняла, – отвечаю я, глотая слёзы и стараясь не расплакаться. – Наташе я ничего не скажу, но не из‑за ваших слов. Не хочу, чтобы она разочаровывалась в отце, – цежу я сквозь зубы.

Мужчина хмыкает.

– Поговори ещё, пигалица.

– А то что? – в наш разговор вступает третий участник.

Для Сергея Дмитриевича, как и для меня, приближение Зверя оказалось сюрпризом.

Он делает два больших шага и разделяет нас.

Я ощущаю, как пальцы, сжимающие моё запястье, ослабляют хватку, кровь болезненно приливает к кисти.

– Не лезь, – произносит отец Наты.

Я не вижу лица Зверя, только его спину. Он чуть поворачивает голову и лёгким кивком указывает мне.

– В машину сядь. Нужно договорить.

– Вот и нам нужно было с Есенией побеседовать, а ты влез, Зверев.

Мысль, что мужчины знакомы, быстро сменяется другой: мне нужно к Егору! В больницу!

Я краем глаза наблюдаю за напряжённым разговором и отступаю в сторону такси. Спорящие не смотрят по сторонам, пытаясь доказать друг другу, кто же из них наиболее крут.

В следующий раз я бросаю взгляд в сторону клуба из окна такси.

Отец Наты идёт к двери здания, а Зверь с раздражением смотрит на меня.

Я разрываю зрительный контакт и произношу:

– Если можно, побыстрее, пожалуйста. – Снимаю блокировку с телефона и нажимаю на вызов.

Моё сердце сбивается с ритма с каждым гудком и каждым мгновением тишины в трубке.

– Наконец‑то, – первое, что я слышу от подруги. – Я тебе звонила, звонила…

Её голос срывается, Ната плачет. Господи, что‑то серьёзное!

– Что случилось? – спрашиваю я сипло.

– Есь, это я виновата. Я! Есь, прости меня, пожалуйста…

– Ната, я сейчас умру от страха, – признаюсь я. – Что случилось? – повторяю вопрос.

– Я позвонила Егору и позвала его прогуляться, – подруга начинает рассказ. – Есь, но мы часто с Егоркой так гуляли, просто не рассказывали тебе, чтобы не волновать. Ему же скучно… он целыми днями сидит один…

– Он… он жив? – спрашиваю я, ощущая лёгкое головокружение.