Акимов. Любовь, какая она есть
Клара не умела петь, она молча улыбалась. Николай подпевал и вспоминал свой дом, там уже тоже сидели, праздновали и тоже пели. Батя с мамой любили и умели петь. Стекла дрожали в доме, когда они затягивали «Черный ворон, что ты вьешься». У бати был редкой красоты голос: звонкий, чистый, богатый. А у мамы – хорошие грудные ноты, очень душевные, хотелось слушать и слушать. Коля пел редко. В школе он увлекся трубой. Учитель музыки сделал из него фаната – трубача на всю жизнь. И в институте играл в ансамбле, и в Армии потом играл в военном оркестре. Он был самоучкой, но талантливым и трудолюбивым. Слушая гостей, он подумал, что надо обязательно найти коллектив, где есть трубачи. Невыносимо захотелось снова играть. Может, его вспомнят по армейскому оркестру и возьмут. Как много всего хочется, а времени на все не хватает.
Гости и хозяева оделись и отправились на площадь к Дому Культуры погулять вокруг елки и хоть раз прокатиться с горки и вернуться пить чай. Клара отказалась идти.
– А ты пойди с ними, – сказала она Коле. – И Лене будет там повеселее с тобой, и родителям приятно.
– Что же они скажут, если я оставлю тебя одну?
– А я не одна. Теперь я всегда не одна, – нараспев проговорила она. Внутренний голос говорил: «Как хочется, чтоб он сам отказался и остался дома!.. Оставь его дома, оставь его рядом с собой! Ты опять его сама отдаляешь! Вспомни первый год вашей жизни, вы всегда и везде старались быть вместе. Ведь ближе него никого в мире не было!..» Но она снова поступила вопреки разумным доводам внутреннего «Я», словно назло себе. Что‑ то рассыпалось у нее на глазах, а она наблюдала за стремительным разрушением как бы со стороны, не участвуя в нем, не поднимая то, что падает, и не сохраняя отношений.
Уже под утро, перемывая вместе с дочерью посуду на кухне, Полина Ивановна продолжила начатый вечером разговор.
– Мне кажется, Клара, ты полюбила, создала семью, родила дочь, а сейчас смотришь на это все и сама не знаешь, что с этим делать. Ему скоро будет с тобой не интересно. Ты отказываешься от всего: от предложений пойти прогуляться, сходить на концерт, пойти учиться. Так нельзя, Кларонька. Стоять на месте – это идти назад. Нельзя идти никуда. Ты же знаешь, что учеба для него важна. Ты бы сразу очень выросла в его глазах, если б пошла в техникум.
– У меня ребенок, мама!
– Так ведь мы с отцом всегда рядом! Пока живем вместе.
– Если уйдет, значит, уйдет, – рассеянно и как‑то утвердительно сказала Клара.
– Да Господь с тобой! – Полина Ивановна села на табуретку, обреченно по старушечьи сложив ладони, сраженная пассивностью дочери, нежеланием бороться за любимого мужчину, за свою семью.
– Кире нужен отец! – воскликнула она.
–Тише, мама, не кричи. Кира спит. Он и останется ее отцом.
– Вы же так любили друг друга! Что случилось?? Знаешь, что я скажу тебе, милая моя! Ты просто не тянешь семейную жизнь! Потому что семья и любовь – это работа. А ты трудиться не хочешь. Ты получила, что хотела, и успокоилась. Думаешь, это дано тебе раз и на всю жизнь? Ничего подобного. Господь как взял, так и заберет. Потому что пользоваться счастьем не умеешь, строить и оберегать не хочешь.
Клара вспомнила первую неделю их супружеской жизни на полустанке и подумала, что она была самой счастливой в ее жизни. Вспомнила стук далеких колес на неизвестных станциях, грозу, капли, сочившиеся сквозь крышу шалаша, запах овчиного влажного тулупа и мокрой шерсти Марсика, тыкавшегося в ее бок, и туман, который оберегал их хрупкое счастье от чужих глаз и от суеты… Самые счастливые семь дней, когда они были близки как никогда уже больше.
4
Когда чего‑то очень хочешь, оно само идет в руки. Его вызвали в профком и предложили участвовать в самодеятельности.
– Слушай, Акимов! Ты у нас еще не охвачен! – важно пошел в атаку председатель профсоюза – молодой мужчина, напускавший на себя солидность и называвший себя в третьем лице «Василий Петрович». И все звали его по имени и отчеству. – У нас все куда –то записаны: кто поет, кто сочиняет, кто рисует, кто стихи декламирует, кто танцует. Ты что умеешь?
– Я же учусь, Василий Петрович! В институте.
– Ты комсомолец, Акимов? Ты за активную жизненную позицию? Учись все успевать!
– Я на трубе играю! Я здесь и в армии играл в военном оркестре. Есть у вас какой‑нибудь эстрадный оркестр?
– Отлично! – обрадовался профорг. Тут же позвонил в Дом культуры, все узнал и договорился.
– Все, Акимов. Прописал тебя. В среду, в восемнадцать ноль‑ноль репетиция в оркестровом классе в подвале. Там звукоизоляция. Тебя ждать будут. Репетиции в среду и субботу.
– Буду в среду. Как раз в институте в среду выходной, а в субботу лекции с утра. Так что все успею!
– Молодец, Акимов! Наш человек!
Только после разговора Коля подумал, что надо будет как‑то сказать о новом хобби Кларе. Ведь среду он отводил на игры с дочкой. Мысли неслись, разматываясь, как тяжелый разноцветный клубок, стремительно, когда не успеваешь в мелькавшей нити рассмотреть цвет. Он пытался найти оправдание себе. «Но ведь должны же быть у меня какие‑то увлечения, занятия для души! Я работаю, зарабатываю. Учусь. Это все, чтоб их в будущем обеспечивать, чтоб ни в чем не нуждались, могли позволить себе все, что захотят. Чтоб дочь мной гордилась… Если б еще матерью могла гордиться…», – с досадой подумал он. Вспомнил постоянную прокисшую улыбку жены, неживой бесцветный голос, не выражающий ни радости, ни удивления. «Что с ней не так? Она же была веселая, милая, ласковая? Почему стала скучной и неинтересной, не желающей двигаться, стремиться к большему? Если предложу что‑то, то не всегда принимает. А от самой никакой инициативы ни в чем. Она же молодая!»
Он замер, глядя в одну точку. Не так, наверное, он представлял себе жизнь в браке, Тем более молодые ее годы. У него столько планов, идей, столько предложений, к которым Клара относится с грустной улыбкой. Непонятны были ее упрямство и зацикленность на старых привычках и вкусах. «Жизнь летит! Меняется! Хочется попробовать все на вкус, испытать на себе все! У тещи с тестем все не так, как у нас. А она же их дочь».
Он вспомнил недавний разговор.
– Как тебе в доме замполита? Не боишься? – спросил однажды Толя Волков, однокурсник и Кларин бывший одноклассник, когда они вместе возвращались домой с работы. – Мы все боялись Клариного отца. Заходили за ней на каток или на танцы. Он лично всех спрашивал, как зовут, где живем, кто родители. После допроса уже развлекаться не хотелось. Он, наверное, и в семье тиран и командир? Николай рассмеялся.
– Вот уж кто командир, так это теща! Только ласковый командир.
Волков удивленно уставился на Николая.
– Генератор идей – Полина Ивановна. Это она вносит предложения, а Юрий Алексеевич делает вид, что оценивает, принимает решение и дает согласие. На самом деле почти всегда все ее предложения ему нравятся сразу. Чего бы ни касалось: строительства садового домика, отдыха в санатории, покупки мебели, одежды, посуды, приема гостей. А уж праздники она умеет устраивать! И с песнями, и с танцами. Она больше любит не ходить в гости, а принимать гостей у себя. Угощать. А Юрий Алексеевич царственно принимает все. С любовью смотрит на все, что делает жена. Он очень добрый и чуткий, несмотря на внешнюю суровость.
