Акимов. Любовь, какая она есть
И Клара тоже рассказывала про жизнь в своем доме, свои семейные истории. Тем не менее раздражение на молодую женщину периодически возникало: то приготовила не так, то зелень порубила слишком крупно, то просто не так прошла. Скандалы вспыхивали неожиданно и мгновенно, как медведь нападает без предупреждения об опасности. Со временем кричать стали уже обе стороны, так громко, что слышало дословно несколько дворов вокруг во все четыре стороны. Кричали до изнеможения, с оскорблениями, припоминаниями слабых мест и слов, сказанных в минуты откровений, что было еще обиднее. К матери постепенно присоединялась сестра. И бой оказывался неравным. Периодические ссоры были их образом жизни.
Чаще нападки происходили в отсутствии Николая – в магазине ли он был, в институте ли. Если он, приближаясь к дому, слышал крик, бежал вприпрыжку на помощь. Больше на улице так из соседей не кричал никто. Клара бросалась к нему:
– Я же ничего не сделала! Ничего не говорила. За что они меня?
– Вот и не отвечай ничего. Промолчи лишний раз.
– Я и не отвечаю…
Дома У Клары скандалы были не приняты. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Ее мама, Полина Ивановна никогда даже голоса не поднимала. Кричать, чтоб слышали соседи, считалось позором. Это вообще позор – выставлять на обозрение чужих людей свою жизнь. Мама растила дочерей в заботе. Не лебезила перед ними, не сюсюкала, была в меру добра, в меру ласкова, в меру строга. Все было как‑то гармонично, в равновесии. Как никогда, он хотела домой, к маме.
–…А ты потерпи. Это же мама. Она ничего плохого нам не хочет, – успокаивал жену Коля.
Интересно, что значило: не хочет ничего плохого? А что тогда значило для них плохо, если Это – еще хорошо? Батя, как мог, тушил эти вспышки. Начинал разговор на посторонние темы, уводил жену, а то и просто резко требовал прекратить ор. Свекровка все же слушалась мужа, утихала. И на какое‑то время устанавливался покой. А потом ссоры возникали снова, но она старалась это устраивать уже без мужа.
Клара жила в доме свекрови с постоянным ощущением того, что вся эта жизнь временная. Это как в армии: надо пережить, дождаться дембеля и все перетерпеть.Через две недели после их приезда Зоя Егоровна начала присматриваться к Кларе: неловко встала – не закружилась ли голова? Не хочется завтракать – не тошнит ли по утрам? Но ни через две недели, ни через два месяца симптомов не было. Она ждала, когда Клара забеременеет, и строила разные предположения насчет того, почему этого не случилось до сих пор.
– Коля! Почему она не беременеет? – приставала она к сыну. – Вот я так и думала: она нечестная за тебя замуж вышла! Еще и аборты, наверное, делала!
– Мам! Ну, что ты говоришь такое? Перестань нести ерунду! Никаких абортов Клара не делала. Я –то лучше знаю.
– Тогда в чем дело? Отправь ее провериться. И сам с врачом поговори. А то я сама это сделаю!
– Мама…ведь времени не так много прошло, всего три месяца. Все в пределах допустимого.
Клара вышла в коридор и услышала этот спор. Снова ушла в свою комнату, и снова слезы до истерики.
– Коля! Да что ж я такого ей сделала? За что она на меня наговаривает?
Это оскорбление было самым обидным из всех, которыми свекровь колола до этого. При ее родителях она не смела и рта раскрыть против Клары. Одной поднятой вверх брови Клариного отца было достаточно, чтоб она тон меняла. От него и она, и Демьян Назарович чувствовали опасность для себя. Но как только мама с папой уехали, Зоя Егоровна распоясалась. Позволяла себе в адрес Клары всякие неприличные насмешки и предположения.
– У нее были мужчина до тебя!
– Мамааа! Даже если и так, вспомни, сколько девушек и женщин было до армии у меня! Не только девушек, но и женщин! И вспомни, сколько им было лет!
–Да ты с пятнадцати лет тот еще ходок был! Но ты мужчина. Что позволено мужчине, не позволено женщине.
– Ну, да. Quod licet Jovi, non licet bovi. Что позволено Юпитеру, не позволено быку…
– Ты Юпитером мне зубы не заговаривай. Пойдешь с ней к врачу? Или мне пойти?
– Мам, я сам схожу. Не волнуйся.
К доктору записались вместе. Старый маленький еврей, с выглядывавшими из‑под колпака седыми кудрями, был опытный доктор, проработавший больше сорока лет. Он осмотрел Клару, изучил анализы сквозь толстые линзы и, мягко грассируя, нараспев произнес вердикт:
– Знаете, детонька, все у вас в порядке, все красиво. Рожайте хоть десятерых.
– Тогда почему я не могу забеременеть? – расплакалась Клара.
– Ну –ну, барышня, – подал он ей марлевую салфетку. – Супруг здесь с нами по какому поводу? Давайте, милостивый государь, и Вас обследуем, – и он выписал несколько направлений с пометкой «cito» – быстро. – Составим, так сказать, полную картину происходящего. Запишитесь на понедельник.
– У меня все в порядке! – заартачился Николай.
– И отличненько. Вот и убедимся в том, что все в порядке.
Через выходные они получили от седого врача неожиданное заключение.
– Вы чем переболели в детстве, молодой человек? Подчеркните в бланке из вышеуказанных заболеваний.
Николай подчеркнул несколько.
– Ясно, батенька. Я так понимаю, жену в грехах подозревали? В последствиях абортов, в бесплодии. Николай смутился.
– Не я. Мама…
– Ничего, ничего, юноша. Не Вы первый. Вы ведь не за этим здесь. Хорошо, что пришли. Это у Вас проблема, а не у нее. Хотя, я уверен, что не безнадежно все. Жизнь показывает, что все сегодня решаемо. Будем надеяться. Полечимся. Сделаем еще раз анализы. Посмотрим, есть ли эффект. Все будет хорошо, – улыбнулся доктор идеально сделанными зубами, глядя на просиявшую Клару.
Вернувшись домой, она не стала упрекать свекровь в ее пустых подозрениях, но настойчиво попросила Николая самому рассказать матери о разговоре с врачом. Но ту результаты обследования не остановили, сдаваться она не хотела.
– Лучше стараться надо! – сделала она свое заключение. При чем здесь мужчина? Все зависит от женщины!
Год Николай проходил лечение, учился и подрабатывал, чтоб они с женой не зависели материально от мамы и бати. У Клары не было образования, поэтому она работала сначала учеником токаря, потом токарем. На работу из дома мчалась бегом, чтоб лишнюю минуту дома не сидеть. С работы чаще задерживалась, гуляла, рассматривала витрины огромных магазинов, каких у них в городе не было, представляла себя в платье, надетом на манекен, ждала Николая из института с последней пары или из библиотеки. Зимы были теплые. Взявшись за руку, они шли к остановке автобуса, заглядывая в окна домов, где на кухнях, уже одетые по‑домашнему хозяйки готовили ужин, кормили свои семьи, занимались с детьми. Было так уютно на душе, от вида стоящих на столах цветов в изящных вазах, кухонных плафонов, массивных шифоньеров. Они мечтали, что когда –то и у них будет свой дом, где они все с любовью обставят, повесят красивые шторы, где по вечерам будет полумрак в спальне, где будут бегать их дети – мальчик и девочка.
