Амурский сокол
Техникой «внутреннего огня» Алексей Дмитриевич овладел в Горно‑Зерентуйской каторжной тюрьме, примечательной совместным содержанием уголовных и политических[1].
Среди каторжан тогда молодому Алексею приглянулся китайский революционер. Как он попал из горного Тибета в революционный Петербург – неведомо; разговаривал мало, больше сидел, поджав ноги и уставившись в одну точку, работать на серебросвинцовый рудник выходил вместе со всеми.
Алексей удивлялся тому, как стойко тибетец в лёгкой одежде переносил жесточайший холод и поистине каторжный труд. Монотонно махал кайлом – только пар валил.
В конце концов тот обратил внимание на вечно дрожащего от холода юношу и вечером в тюремной камере заговорил с ним.
– Дыси! – это было первое слово, обращённое к нему тибетцем.
Алексей недоумённо уставился на сокамерника, сидящего с полузакрытыми глазами.
– Дыси! – тот проделал странные движения руками, как бы сдувая и раздувая шар. – Вдох, задерзка, вы‑ы‑ыдох! Вдох, задерзка, вы‑ы‑ыдох! Вдох – выдох! Понял? Копи тумо…
– Что такое «тумо»? – спросил заинтересованно Алексей.
– Тепло, пламя, энергия… Сладостное тепло покровов Бога.
Таньба (так звали тибетца) показал ему, как надо сесть, скрестив ноги, и стал объяснять, забавно коверкая русские слова.
– Руки положи на колени, – сказал он. – Вот эти пальцы подогни, а остальные вытяни. Теперь дыши животом. Вдох – живот раздувается, выдох – сдувается… Подыши так некоторое время. Представь, что ты вместе с выдохом извергаешь из себя гнев и гордость, ненависть и алчность, лень и глупость. Дыши!
Таньба положил свою тёплую ладонь на живот Алексея и стал помогать накоплению загадочного тумо.
– Вдох‑выдох, вдох‑выдох, вдох‑выдох…
То ли от тёплой руки Таньбы, то ли от глубокого ритмичного дыхания напряжение в теле молодого каторжанина стало спадать, а по животу разлилось тепло.
– Теперь представь, – продолжил тибетец, – что с каждым вдохом ты пьёшь дух Будды, дух твоего Бога, мудрость и всё, что существует в мире благородного и прекрасного.
Сосредоточься на этом, отрешись от всего, что тебя окружает, погрузись в покой. Теперь вообрази в своём теле, в области пупка, золотой лотос. А в центре лотоса – сияющее солнце. И от этого солнца по всему телу разливается тепло…
С первого раза, конечно, у Алексея почти ничего не получилось. Но помощь Таньбы, его тёплые, почти горячие руки помогли снять скованность в теле, и он впервые за многие зимние месяцы смог уснуть умиротворённо – не ощущая холода.
В последующие дни обучение правильному дыханию продолжилось. Если в первый день Таньба обучил его, как расслаблять тело и отрешаться от происходящего, то потом они сосредоточились на собственно тумо.
Тумо вызывалось с помощью задержки дыхания и особыми движениями живота. Медленные, глубокие вдохи действовали наподобие кузнечных мехов, раздувающих огонь в тлеющих углях. Оказалось, в человеческом теле есть всего один уголёк – он находится в центре лотоса. Таньба смешно сравнил его с овечьим помётом: мол, такой же величины. Каждый осторожный, глубокий вдох давал Алексею ощущение струи воздуха, проникающего до пупка и раздувающего огонь. После вдоха он задерживал дыхание, причём длительность задержки с каждым разом возрастала. Приходилось сосредоточенно следить за рождением пламени – внимание должно было полностью занимать этот процесс, исключив все другие мысли.
Сначала Алексею было сложно сосредоточиться на пламени: мешали холод, голод и громкие разговоры сокамерников. Но постепенно с помощью тибетца он овладел концентрацией: ему понадобилось не менее часа, чтобы вообразить в своём теле сосуд толщиной с волос, установить его на пупке и наполнить пламенем, раздувая его всё больше и больше дыханием.
Шаг за шагом Алексей научился делать свой «сосуд» толщиной с мизинец, потом с руку, и в конце концов он объял всё его тело, став размером с печную трубу. Ощущение телесности исчезло – непомерно раздувшийся сосуд расширился до пределов Вселенной. Тогда Алексей почувствовал, будто сам превращается в развеваемое ветром пламя посреди полыхающих волн огненного моря; возникло желание согреть собою всех находящихся рядом людей. Но тут Таньба приказал ему остановиться и свернуть видение в обратном порядке.
С тех пор Алексей проделывал это упражнение дважды в день.
Удивительный был человек Таньба. Алексей Дмитриевич многому успел научиться у него, прежде чем тот исчез – ночью, не попрощавшись с учеником, лишь небольшую статуэтку Будды оставил вместо себя на нарах. По пробуждении Алексей объяснил себе отсутствие Таньбы вызовом тюремного начальства. Но тот не появился даже тогда, когда их повели на рудник. Всполошившиеся охранники начали ломать голову над тем, как тибетец мог исчезнуть – словно в воздухе растворился, а Алексей к этому моменту уже осознал, что учитель всё же попрощался с ним и статуэтка предназначена для него, так как имя Таньба в переводе с тибетского означает «буддизм».
А ещё он вспомнил, как однажды спросил Таньбу:
– Что ты делаешь среди нас? Почему не убежишь, владея такими способностями?
– Это мой путь, Алёша. Я должен его пройти. Когда придёт время, я получу знак и уйду…
Может быть, Таньба очутился в Горно‑Зерентуйской тюрьме только для того, чтобы сделать юного революционера неуязвимым в будущей суровой борьбе, и, как только миссия была выполнена, покинул его? Алексей Дмитриевич, будучи атеистом, отрицал провидение и никогда не рассматривал встречу с тибетцем под таким углом.
…Но сейчас, видя перед собой восхищённые глаза пытливого мальчика, он остро чувствовал себя звеном мистической духовной цепи и святую – да, святую, как бы это ужасно ни звучало для марксиста! – обязанность передать свои знания Серёже.
* * *
Было решено, что политические поживут в лесной сторожке Никодима до осени. С холодами попробуют уйти по железной дороге. Для этой цели нужны были хорошие документы, о которых обещал похлопотать Иван Дементьев. Он испытывал пиетет перед гостями Никодима и во время частых приездов долго засиживался с ними, оживлённо беседуя. Даже предложил обоим переехать к нему, но, поскольку Алексей Дмитриевич взялся за обучение Серёжи грамоте, предложение было отвергнуто.
[1] Горный Зерентуй – село (ранее посёлок городского типа) в Нерчинско‑Заводском районе Забайкальского края, Россия. Первые каторжане появились в Зерентуе во 2‑й половине XVIII века. После подавления революции 1905–1907 годов в Зерентуйской каторжной тюрьме находилось свыше 800 заключённых.
