Битва за кристаллы любви. Том I

– Однако и меня нельзя отнести к незрелым, необстрелянным юношам, – продолжал размышлять Эйдж. – Я ведь тоже человек, который кое‑что в жизни видел и пришел к собственным выводам. И, как мне кажется, невозможно отрицать, что я недавно возбудил воображение Диэнны даже больше, чем Рэйм во времена своего ухаживания за ней. Она недвусмысленно об этом мне намекнула.

Эти мысли бальзамом пролились на его несколько уязвленное самолюбие и возродили надежду. Тело уже пришло в надлежащий порядок, и Эйдж, весело насвистывая, покинул гостиную, уверенный в том, что вскоре он вновь навестит своенравную красавицу и заставит ее признать свое превосходство над братом.

Рэйм тем временем бесполезно пытался определить, что с ним происходит. Это были не внешние изменения и не внутренние. Что‑то очень важное теряла его душа помимо его воли, и он никак не мог повлиять на этот процесс.

– А что такое душа? – вдруг ниоткуда возникла мысль. – Это внутренний, психический мир человека, его сознание или иное свойство характера? Почему он раньше никогда не задумывался об этом? Наверное, потому, что все чувства воспринимал как должное, не пытаясь их анализировать. А ведь душа не что иное, как живая часть пространства внутренней жизни каждого из нас, наше «Я», в котором сосредоточены все наши внутренние чувства и переживания, желания и порывы…

Только сейчас, когда между его душой, разумом и телом начались разногласия, Рэйм осознанно понял, что есть душа внутренняя, есть душа внешняя и есть лицо, иногда маска, для окружающих.

В его внутренней душе ранее властвовали прозрачное спокойствие и любовь. А сейчас? Он не знал ответа на этот вопрос. Пока. Тем не менее, он почувствовал свою внешнюю душу, в которой проявилась тревога, переходящая в безразличие, а на лице, особенно во взгляде, – требовательное ожидание решительных действий. Но каких? На что направленных? И на эти вопросы он не знал ответа. Однако откуда‑то знал, что его внутренней душой все более уверенно и властно завладевает пустота.

А что же тогда сердце? Почему оно вчера любило, а сегодня с равнодушием вспоминает о той, которая заставляла его замирать от удовольствия или биться в груди, как сумасшедшее, от страсти? Своим равномерным, тихим биением сейчас оно словно отказывается от себя вчерашнего – любящего, радостного, очарованного, неистового, чувственного, пылкого…

Рэйм сжал виски руками и застонал от безысходности происходящего с ним, чему не мог найти объяснения. Он настойчиво прислушивался к себе, но ничего вразумительного на ум не приходило.

В таком состоянии его и застал отец, присевший рядом на скамье в беседке, в которой старший сын пытался уединиться.

– Твой разум тоже терзают странные мысли? – спросил он, положив руку на опущенное плечо Рэйма.

Тот от неожиданности резко вскинул голову.

– Я не услышал, как ты пришел. Что ты, отец, имеешь ввиду?

– Опустошенность души и сердца.

– Откуда тебе известно, что происходит со мной?

– Не от тебя, конечно. Эти изменения я наблюдаю и в себе. Правда, не озвучивал их до сегодняшнего дня, пока утром не увидел, что они разъедают изнутри и тебя. Наши души неумолимо опустошаются, избавляясь от чувств, благодаря которым сердце любит и делает жизнь светлой, радостной, насыщенной и яркой, будто пронизанной всеми цветами радуги.

Я стал замечать, что и Элиана, твоя мать и моя жена, уже не такая, какой была раньше. Она потеряла свою душевность и нежность, ласковость и мягкость, доброту и сердечность. В ней стали проявляться чуждые ей прежде равнодушие и холодность. Элиана борется с этими изменениями в своей душе. Она сильная и упорная в своем стремлении остаться прежней, но это неравная борьба, и она каждый день проигрывает.

– Я не замечал этого, отец! – воскликнул Рэйм, сраженный откровениями отца.

– Ты ведь мало общался с нами в последнее время. К тому же был погружен в свои проблемы. Откуда же взяться наблюдательности? Я не укоряю тебя. Просто констатирую факт. Единственный, кто, на мой взгляд, не подвергся пока подобным изменениям, – это Эйдж. Возможно, потому, что и ранее в нем было изначально больше себялюбия, нежели любви к ближним, что он всегда жил для себя, а не для других, как ты, я и ваша мать.

Не жди от меня ответов на мучающие тебя вопросы. Их у меня нет. Я пока наблюдаю. И, к сожалению, могу с уверенностью сказать, что подобное не миновало и других людей. Среди них участились конфликты, отрицательная энергия облаком стоит над нашими селениями. Люди озлобились, в их словах и поступках все чаще стала проявляться ненависть и жестокость. Правда, эти проявления не стали массовыми, но к этому идет.

– Отец, возможно пришло время во всеуслышание заговорить об этом, собрать Совет Мудрейших и обсудить, что делать, чтобы остановить распространение этого необъяснимого явления?

– Рано. Да и серьезных аргументов, доказывающих изменения в душах людей, пока нет. То, что мы лично чувствуем или замечаем в отдельно взятых случаях, не может служить убедительным доказательством нашей правоты. Если сейчас сделать достоянием гласности всего лишь наши предположения и частные наблюдения, начнется эмоциональная паника. И она, согласись, ни к чему хорошему не приведет. Поэтому нужно подождать.

– Что ж, отец, нам не остается ничего другого, как брать пример с матери и бороться с невидимым врагом, поселившимся в наших душах вместо других чувств, порождаемых любовью. Надеюсь, что со временем мы избавимся от него, поняв, что с нами происходит.

Этот разговор еще более сблизил отца и сына несмотря на чуждые чувства, которые, словно густой туман, заползали в их души.

Рэйм ушел, а Хэдриан продолжал размышлять. С какой бы стороны он не подходил к проблеме, путей ее решения не находил. Чтобы не биться над ней в одиночку, он решил поговорить по душам с Грэйдом, возглавлявшим Совет Мудрейших. Он был из древнего рода кианов, благородный, рассудительный и осторожный. Ему всецело доверял Верховный правитель.

Вернувшись в дом, Хэдриан облачился в накидку‑мантию цвета индиго, без которой члену Совета Мудрейших доступ в резиденцию его Главы был запрещен по этикету.

Кианы и гриды жили на исполинском острове Антамурия, который находился в океане Панталасса. Это были две расы, заселенные из космоса в соответствии с Программой Галактического Развития.

Гриды обладали ограниченными чудодейственными способностями и телепатией. Они были красивые, смуглолицые, черноволосые, зеленоглазые или кареглазые, высокие и поджарые. Их генокод был экспериментальным, лишенным явных внешних изъянов и пока еще не смешанным.

Кианы были светловолосыми с голубыми или серыми глазами и с белой кожей. У них были гордые, орлиные носы, решительные рты, раскосый, слегка приподнятый вверх, разрез глаз. Их кудри вились, а сами они отличались крепким телосложением.

Остров – государство, возглавляемое Верховным Правителем Никэтором, был окружен несколькими кругами, которые имели оборонительное предназначение. Его защищали надежные каменные стены, многочисленные мосты и охранные высокие башни.

Антамурия была окружена водными кольцами, которые соединили многочисленными переправами и мостами.