Блейд. Книга 2

Скривившись, парень закрыл эту запись и включил следующую, которая, судя по дате, была сделана спустя две недели.

 

Несколько секунд тишины, разбавленной помехами. Доктор привычно здоровается:

– Добрый день, Майкл.

Ответом ему стала тишина. Он вновь обратился к своему пациенту:

– Майкл, как ты себя чувствуешь? – дав парню время на ответ, мужчина добавил: – Я знаю о том, что случилось. Ты не хочешь об этом поговорить?

 

– Что случилось? – вслух спросил Блейд, словно запись могла услышать его и ответить на его нетерпеливый вопрос.

 

Майкл не отвечал на вопрос психотерапевта, упрямо продолжая молчать, смотря в сторону. Блейд не мог этого видеть, потому что записи представляли собой аудио‑файлы, но он слишком хорошо помнил, как вёл себя брат, когда что‑то шло не так.

– Майкл, зачем ты пытался себя покалечить? – спросил доктор, у Блейда внутри всё оборвалось, а лицо приобрело невиданное и мученическое выражение.

Брюнет продолжал молчать, смотря в сторону и вниз, обнимая свои колени руками. В глазах его дрожали слёзы, что отразилось на голосе, когда он наконец‑то выдавил из себя тихий и шелестящий, пропитанный болью и каким‑то невозможно жутким страхом ответ:

– Я хочу домой…

 

Блейд вновь нажал на паузу и закрыл глаза. Это была всего лишь вторая запись, это было самое начало конца, но у него уже не хватало сил на то, чтобы нормально слушать пропитанный болью и слезами голос брата. Как же ему было плохо, раз он повторял одну и ту же фразу, просясь домой, к нему, а в результате, не вынеся всего, шагнул в окно?

«Суки», – подумал блондин, закрывая ладонями лицо. Глаза защипало от кислотных и солёных слёз.

Сейчас ему больше всего на свете хотелось вернуться в прошлое и сделать всё, чтобы спасти брата. Но у него не было власти над временем. Потому ему оставалось лишь продолжать слушать эти записи, пытаясь понять, что толкнуло Майкла на тот роковой шаг.

 

– Майкл, мы не можем тебя пока выписать, – став серьёзнее и твёрже ответил психотерапевт на слова парня.

– Почему? – голос жалобный, пропитанный слезами. – Вы думаете, что я сделал что‑то плохое?

– Майкл, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду?

– Полиция… – немного сбито ответил Майкл. – Зачем они приходили ко мне? И…

Брюнет не договорил. Подождав и убедившись, что парень не продолжит свою мысль, доктор обратился к нему:

– Майкл, ты можешь мне рассказать про эту встречу?

– Я… не хочу… Мне неприятно об этом говорить… Мне больно…

– Я понимаю тебя, Майкл. Но постарайся сделать это.

– Они говорили… – начал говорить Майкл, но резко перескочил на другую мысль: – Разве они не рассказывали вам о нашем разговоре?

– Нет, Майкл, я ничего об этом не знаю.

На минут пять воцарилась тишина, затем Майкл нашёл в себе силы, чтобы начать говорить:

– Их было двое. Но разговаривал со мной только один.

– Это были мужчины или женщины?

– Мужчины. Второй потом вообще ушёл. А первый говорил… что Блейд… убийца. Что он… – всхлип, – сядет на всю жизнь. И я тоже… потому что я всё время был рядом с ним, а, значит, я такой же, как он…

Речь Майкла становилась всё менее внятной. Верно, ему к горлу подступала истерика, но он держался, продолжая рассказывать о странной встрече, которая укрылась от глаз его психотерапевта, который должен быть в курсе подобных дел.

– Он говорил всякие гадости, – продолжал Майкл, – говорил, что мы нелюди, моральные уроды и так далее. Мне было отвратительно это слушать, я просил его уйти, но он не уходил. Я пытался позвать медсестру или врача, но меня будто никто не слышал! В итоге я просто сорвался, я закричал, чтобы он убирался прочь и не смел так говорить о Блейде, что он в тысячи раз лучше его! Я подошёл к нему и потребовал, чтобы он ушёл, даже толкнул, просто от эмоций… А он очень больно схватил меня за руку, мне казалось, он мне её сломает, а потом… ударил по лицу. Я не устоял на ногах и упал, ударился боком об спинку кровати… до сих пор очень рёбра болят.

Майкл замолчал, затем как‑то задушено всхлипнул и истерично затараторил:

– Пожалуйста, верните меня в палату! Я не хочу здесь быть! Мне страшно…

Далее был слышен звук включения селектора и просьба психотерапевта о том, чтобы к нему в кабинет зашли санитары, потому что больному стало плохо.

Семь минут запись отображала лишь смазанную речь санитаров, отдельные фразы и всхлипы Майкла. Доктор отмалчивался и предпочитал оставаться сторонним наблюдателем.

Когда вся какофония звуков стихла и хлопнула дверь, оставляя мужчину в кабинете одного, он произнёс, записывая примечание к встрече:

– Гипотеза, выдвинутая мистером Бонке, требует более глубокой проверки, но на том этапе, на котором мы находимся сейчас, я согласен с ним. Пациент Майкл Билоу демонстрирует бред, основанный на идее наказания и вины, реалистичные галлюцинации, построенные на тех же идеях. На руках и лице заметны следы борьбы, что вызывает определённые опасения по поводу состояния пациента, потому что, порой, во время «борьбы» с галлюцинацией больные могут нанести себе тяжёлые и даже жизненно опасные травмы. Есть подозрения на вялотекущую шизофрению, так как зачастую этот диагноз тяжело дифференцировать с аутизмом, который приписан пациенту.

 

– Какая к чёрту шизофрения? – прошипел Блейд, когда запись закончилась. – Может быть, Майкл и был странным, но психом он не был никогда. Не знаю, кого они там пытались из него сделать, но это было большой ошибкой…

Включив третью запись, которая датировалась четырнадцатым сентября, Блейд начал слушать.

 

– Здравствуй, Майкл.

Блейд не мог знать о том, что происходило в кабинете, но по тому, что через несколько секунд сказал психотерапевт, сделал вывод о том, что его брат пытался покинуть помещение.

– Майкл, дверь заперта.

– Зачем вы всё время меня запираете? – голос напряжённый, как звенящая струна.

– Я закрываю дверь для твоего удобства и комфорта, Майкл, чтобы ты мог быть уверен в том, что никто не зайдёт сюда и не услышит твоих слов.