Букетик белых лилий
– Ну всё – не плач. Больше они тебя не тронут, – успокоил он мальчика. – Ты новенький?..
– Угу…
– Как тебя звать?
– Серёжа… – посмотрел тот на спасителя благодарными глазами.
– А фамилия?
– Егоров…
– Почему они тебя хромоножкой обзывали?
– У меня ножка одна больная…
– А что с ней?..
– Мама меня маленького уронила – пьяная была.
– Ну а в больницу?..
– Ей не до меня было… Сначала сильно болело, а потом понемногу прошло – так и вырос… Маму позже лишили родительских прав, а мне врачи сказали, что кость неправильно срослась, после этого отправили в детский дом.
– А родные у тебя есть, где твой отец?
– Я даже не знаю. Спросил как‑то у мамы, – где мой папа и кто он? – «А я откуда знаю – кто твой отец и тем более, где он сейчас», – ответила она.
– Была сестрёнка, но умерла, когда ей было пять лет. Простыла сильно. Зимой, когда мама была сильно пьяная, она часто открывала настежь окно – вот и простудилась Анюта.
– И что же не могли вылечить? – участливо спросил Арсений.
– А кто бы этим занимался – маме было не до того, а я – что мог сделать? Девять лет было: водички подать, да покормить, если что найду.
Вот и лишили её родительских прав, а меня: сначала искали каких‑либо родственников, а потом отправили сюда.
– Сколько тебе лет?
– Десять…
– А мне скоро двенадцать – Арсений Ковалёв… У меня тоже три года назад сестрёнка умерла. Так же: высокая температура, только не знаю отчего – не успели в больницу отправить… Пойдём‑ка со мной…
Арсений провёл Серёжу к своему шкафчику и бережно вынул оттуда рисунок: красивая девочка с большими лазурными глазами с полуулыбкой смотрела с листа бумаги.
– Вот это моя сестрёнка – Алёнка. Я нарисовал её по памяти и по фотографии… Вот уже почти три года я смотрю на этот рисунок и вспоминаю то время, когда мы были все вместе. Послезавтра ей бы исполнилось семь лет, – остановил он печальный взгляд на своём творчестве.
Серёжа с искренним участием положил свою худенькую ручку на плечи своего защитника и глазами полными сострадания посмотрел на своего нового друга.
Этот щупленький, болезненный мальчик, словно забрал себе половину накопившегося в товарище горя. Какое‑то родственное тепло исходящее из него, утешило тоскующую душу Арсения… Он крепко прижал к себе его худенькое тельце:
– Теперь в этом мире: я не один и ты не один…
– Ковалёв, ты что себе позволяешь?! – подскочила к ним директор детского дома. – Если ещё раз такое повторится, я поговорю с Виталием Павловичем, чтобы отстранил тебя от занятий в секции. Не для того тебя обучают приёмам борьбы, чтобы ты отрабатывал их на воспитанниках детдома.
– Настучали уже, – криво усмехнулся Арсений.
– Он тут ни при чём. Это я виноват, Арсений только заступился за меня.
– Подожди, подожди, мальчик. Как заступился?.. А что вообще здесь произошло?
Серёжа вопросительно взглянул на Арсения, как бы спрашивая: «А не расценится ли это, как ябедничество?».
– Рассказывай… – понял тот его взгляд. – Про эту компанию уже весь детский дом знает…
– Да‑а, это конечно благородный поступок с твоей стороны, но нужно было как‑то помягче, – а то Барычев до сих пор за ухо держится, а Сидоров хромает…
Арсений всерьёз обеспокоился о здоровье своего друга, он тормошил: воспитателей, санчасть, договорился со своим тренером.
В результате Надежда Васильевна добилась, чтобы мальчика посмотрели хорошие специалисты и назначили лечение. Ему сделали операцию и как только это стало возможно, Виталий Сергеевич взялся за реабилитацию Серёжи.
– Ничего, – подбадривал его Арсений. – Хромота уже почти не заметна, да и физически ты хорошо окреп. Скоро вместе будем в секции самбо заниматься.
– Время шло, и Серёжа превратился в крепкого, способного постоять за себя, юношу…
Как‑то зимним вечером, когда у воспитанников по расписанию было свободное время, Надежда Васильевна тихо подошла к Арсению и с материнской лаской положила руку на его плечо.
– Дорогой мой мальчик, да уже и не мальчик, – а юноша, скоро ты покинешь стены этого заведения, и я хочу рассказать тебе правду о родителях.
– Я уже догадываюсь, что они не придут и не заберут меня, но очень хочу знать, что с ними сталось, – с ожиданием услышать правду, ответил Арсений.
– В своё последнее посещение Ирина Александровна поделилась со мной информацией и соображениями о причине гибели твоих родителей. Она просила рассказать всё это тебе, когда ты повзрослеешь и вот настало то время… И Надежда Васильевна рассказала всё, что ей было известно…
– Я не верю, что это несчастный случай, скорее всего убийство. Если бы только знать, – кто мог поднять руку на них.
– Даа… в то смутное время погибло немало неповинных людей, – устремив вперёд задумчивый взгляд, воспитательница. – А ты? Как думаешь устраивать свою жизнь?.. Решил – куда приложить свои силы и знания?
– Хочу посвятить себя рисованию. Как‑то родители возили нас на чудное озеро, где росли необыкновенно красивые лилии. Я помню, как папа нарвал целый букет и положил маме на плечо. Тогда я подумал: – вырасту большой и куплю папе лодку, и они с мамой поплывут по этой цветущей поляне. Так вот – теперь я хочу нарисовать такую картину, но у меня не хватает опыта. И моя цель – поступить в художественное училище.
– Я подумаю об этом и постараюсь помочь тебе, – с материнской нежностью обняла Арсения Надежда Васильевна…
Вот и пришла пора расставания с детским домом: здесь прошло детство, здесь он постигал азы жизни и теперь, как окрепший птенец, он выпорхнет из своего гнезда, чтобы вкусить воздух свободы и познать смысл бытия…
– Ну что друг, вот и пришло время расставаться, – крепко обнял Арсений Серёжу. – Скоро и ты покинешь стены этого дома, но уже не таким щупленьким и болезненным мальчиком, каким попал сюда, а окрепшим, способным постоять за себя, юношей.
– Спасибо тебе за всё, дорогой Арсений. Ты был для меня старшим братом, единственным близким человеком. Ты подал мне руку помощи в самый тяжкий период моей жизни и эту руку я крепко держу до сегодняшнего дня и верю, что не отпущу её в будущем, – с повлажневшими глазами искренне произнёс Серёжа…