Чакона. Часть I

Как только я улёгся, меня снова посетила мысль о Насте, которая не давала мне покоя целое лето. Мне страшно хотелось узнать, поступила она или нет. Смогу ли я ещё когда‑нибудь увидеть её? Её глаза, голос и весь её образ преследовали меня постоянно. Я готов был отдать всё за возможность видеть и слышать её каждый день. С этими размышлениями я погрузился в глубокий сон и увидел перед собой большой пустой коридор Ленинградской консерватории, по которому босиком шёл мой отец. Он был одет во всё белое и со слабой улыбкой приблизился ко мне.

– Отец, ты? – вымолвил я.

– Да.

– Ты же умер!

– Нет, – покачал он головой.

– Я хочу, чтобы ты остался…

– Этого я сделать не смогу…

– Почему?

– Потому, что моё время вышло. Но я знаю, кто тебе сможет заменить меня.

– Кто?

– Оглянись назад, – сказал он, прикрыв глаза.

Я не спеша обернулся и увидел, как нам навстречу неторопливой походкой идёт Артём Иосифович.

– Так это же мой учитель! – воскликнул я, повернувшись к отцу, но на том месте больше никого не было.

– Тебе он дан свыше! – прозвенел над моей головой его голос и я, подняв глаза, закрылся от ослепительных лучей. Вокруг всё начало сиять ярче и сильнее. и когда я убрал руки от глаз, то рванулся всем телом вперёд и увидел, как в моё окно бьёт утреннее солнце. Настенные часы показывали 7:30. Я тяжело выдохнул и с тоской снова упал головой на подушку.

На первом звонке мне и Алисе нужно было быть в десять утра. Нарядно одетые и в приподнятом настроении мы вышли из дома и направились на остановку. По улице шло множество студентов и первоклассников с цветами. Весь город был увешан плакатами, на которых было написано «С Днём Знаний!». Вся эта праздничная атмосфера ещё больше усиливала счастливое волнение перед началом моей новой ещё неизвестной жизни.

Добравшись до консерватории, я двинулся на разноголосую какофонию звуков, которые летели на площадь из её открытых окон. Зайдя внутрь, я увидел Вову со Славиком и Свету, которая из зависти, что я поступил к Шварцману, перестала со мной здороваться. Я думаю, масла в огонь подлила ещё и Анна Михайловна, которая целое лето названивала Вове и высказывала своё мнение по поводу её видения меня как ученика в классе Шварцмана.

Поднявшись вместе со всеми в актовый зал, наполненный счастливыми лицами и ароматом свежих цветов, мы расселись на свободные места. Я мог бы бесконечно любоваться красотой этого масштабного зала, если бы меня не отвлекли аплодисменты, которыми сопровождался выход на сцену ректора консерватории. Выступив с длительной речью, посвящённой поздравлению студентов с новым учебным годом, ректор передал слово декану консерватории.

Я сидел и среди всех лиц искал лицо, которое мне было по‑особенному дорого. Поворачивая голову в разные стороны, я остановил взгляд на девушке со светлыми волосами как у Насти. Но тут она повернулась в мою сторону и моя вспыхнувшая было надежда сразу же сменилась разочарованием.

После вручения студенческих билетов администрация пожелала всем творческих успехов и мы направились к выходу. Я двигался в толпе с надеждой отыскать среди всех Настю, которой нигде не было видно.

– Что ты, Санёк, ищешь, вчерашний день? – пошутил Вова.

– Да так, одно вдохновение, – отмахнулся я.

Мы вышли в коридор и Вова со Славиком ушли со своей группой на классный час, а я, пользуясь перерывом, решил спуститься и погулять внизу.

– Саша! Каберман! – позвал меня с лестницы Артём Иосифович, держа в руках папки с бумагами. – Поднимись сейчас на кафедру и подожди меня там.

– Здравствуйте! Хорошо, – кивнул я.

Пройдя весь длинный коридор третьего этажа, по которому носилось множество студентов и профессоров, я подошел на кафедру и, приоткрыв дверь, увидел Дениса Николаевича Фролова, сидящего в кресле за партией шахмат с каким‑то студентом.

– Здравствуйте!

– Привет! Тебе кого? – спросил Денис Николаевич, оторвав свой сосредоточенный взгляд от партии.

– Меня Артём Иосифович просил здесь подождать.

– А, это ты Каберман?

– Да.

– Да, он о тебе спрашивал, садись.

Я зашёл в класс и, усевшись на стул, начал наблюдать за их игрой.

– Как твоя фамилия? – с широкой улыбкой спросил меня студент.

– Каберман.

– Иосифович своих подтягивает, – вымолвил студент и призадумался над ходом.

 

– Давай, ходи быстрее, – подгонял его Денис Николаевич.

– А, вот, пожалуйста, наш Андрюша сидит и играет в шахматы! – ворвался в класс Шварцман, кинув на крышку рояля какие‑то папки. – А Вы, Артём Иосифович, будьте добры решайте его вопросы по незачёту анализа музыкальных форм у Светланы Окоповны.

– Здравствуйте, Артём Иосифович! – как солдат схватился с места Андрюша. – Так я не могу её нигде найти!

– Так её не на шахматной доске ищут, а в кабинетах и в коридорах консерватории! Теперь скажи, пожалуйста, какого чёрта я должен с первого сентября выслушивать всякий бред в деканате по поводу твоих долгов?

– Добрый день! – прозвучал в открытой двери протяжный голос Муравьёвой.

– А, вот и Светлана Окоповна. Заходите! – пригласил её Артём Иосифович.

– Да я не буду заходить. я его и отсюда хорошо вижу. Что скажешь, Скворцов?

– Здравствуйте, Светлана Окоповна.

– И всё? – протянула она.

– Нет… – растерялся он. – С наступившим Вас новым учебным годом!

– Угу… – чуть покачала она головой. – Предлагаешь мне сейчас расплакаться?

– Почему?

– Потому что у меня начало года начинается с таких избранных, как ты.

– Светлана Окоповна, а когда можно сдать Ваш предмет?

– Ух ты! – удивлённо расширила она глаза. – А ты так уверен, что ты его сдашь?

– Ну, не знаю, – дёрнул он плечами, – хотя бы попытаться.

– Ну, попытаться можешь сейчас, но я не уверена, что у тебя получится. И вообще, скажи спасибо Артёму Иосифовичу. Если бы я его так не уважала, я бы тебе даже попытки не дала…