Чакона. Часть I

– Нет, я думаю, они даже могут поговорить, поскольку я хотел бы сделать перерыв на десять минут, – заявил Артём Иосифович.

– Без проблем! – произнесла Анна Михайловна и зал наполнился негромким шумом.

– Давай, спроси сейчас у неё! – налёг на меня Вова. – А вдруг разрешит, – чуть слышно вымолвил он, заметив приближение Анны Михайловны.

– Здравствуй, Саша. А ты почему здесь, ты же не участвуешь в мастер‑классе?

– Здравствуйте, Анна Михайловна, да я так, решил прийти поддержать творческую атмосферу.

– Угу, ну ясно, – кивнула она головой, – Вова, молодец, хорошо сыграл. Потом с тобой наедине обсудим все детали. В целом я думаю, что ты Артёму Иосифовичу приглянулся.

– Анна Михайловна, скажите, а можно пусть потом выйдет Саша сыграет?

– Ну, если бы он мог что‑то сыграть, возможно он бы вышел и сыграл.

– Так он может.

– Вова, то, что вы с Сашей лучшие друзья – это прекрасно, но то, что вас двоих природа наградила по‑разному – ни ты, ни я, ни он сам в этом не виноваты, – сухо произнесла она. – На этом мастер‑классе играют только самые сильные из этой школы. К сожалению, Саша в эту категорию не входит, – отрезала она и удалилась к выходу.

– Жаба, – тихо выругался Вова, прищурившись ей в спину, – даже шанса не дала…

С Анной Михайловной я был полностью солидарен: я точно не входил в категорию сильных учеников, но то, как она это только что произнесла, заставило меня задуматься, как бы ей за это отплатить. И этому страстному желанию не давал угаснуть Вова, который упорно продолжал дальше уговаривать меня испытать свой шанс.

Мастер‑класс продолжился спустя десять минут. Зазвучала соната №14 Людвига ван Бетховена в исполнении Светы.

– Замечательно! – воскликнул профессор, взойдя на сцену после её успешного завершения. – Сколько Вам лет?

– Четырнадцать.

– Я заметил вашу основную особенность, которая заключается в умении очень точно исполнять текст. У Вас очень хорошая концентрация, Вы умеете контролировать Ваши действия во время исполнения произведения. Это очень хорошее качество для конкурсов, где жюри смотрит в ноты и следит за точным исполнением текста и штрихов. Это всё очень здорово, но у меня сложилось такое впечатление, что Вы всё время думаете о том, как бы не ошибиться. Если Вы будете так продолжать делать и дальше, то Вы с Вашей игрой будете чувствовать себя как на скачках. Скажите, как Вы думаете, что такое музыка?

– Ну‑у, не знаю.

– Ну своими словами, как понимаете?

– Это искусство?

– Да, это вид искусства, но я хочу услышать от Вас, что такое сама музыка? Ну вот когда Вы разговариваете, что Вы задействуете?

– Мысли, чувства, голос, – убеждала себя Света.

– Хорошо, с помощью чего Вы все это делаете?

– С помощью языка.

– Язык! – воскликнул Артём Иосифович. – Музыка, друзья, – это язык! Так вот, когда мы говорим о своей жизни, о прожитых событиях, мы же не боимся забыть слова?

– Нет, – засмеялась она.

– Тогда зачем думать об этом, когда Вы играете? Наша задача – это прожить пьесу вместе с композитором и с его мыслью, которую он вложил в неё. Но для того, чтобы это получилось, хочу напомнить еще раз: вы все должны хорошо знать биографию композитора и его новаторство. А самое главное, во время какого периода его жизни было написано это произведение. Вот Вы знаете, кому посвящена эта соната?

– Здесь написано Джульетте Гвиччарди, – ткнула она пальцем в ноты.

– Верно, а кто она такая?

– Не знаю.

– Вот, без этого знания Вы не сможете придать жизнь пьесе, – заключил профессор и продолжил: – В 1787 году молодой Людвиг ван Бетховен покинул Бонн и отправился в Вену. Именно там глухота поразила молодого композитора. «Я влачу горькое существование, – писал он своему другу. – Я глух, при моем ремесле не может быть ничего ужаснее. Если бы я избавился от этой болезни, я бы обнял весь мир». Но ужас от прогрессирующей глухоты сменила счастливая встреча с молодой итальянкой, дочерью богатого и знатного графа Гвиччарди. Её звали Джульетта. Тогда ей не было даже 17‑ти, но очарование этой милой девушки покорило сердце тридцатилетнего Бетховена. Через несколько месяцев после первой встречи он сделал ей предложение брать у него уроки, на что она с радостью согласилась. Бетховен приступил к созданию новой сонаты, которую после его смерти назовут «Лунной». Эта соната была начата в состоянии большой любви и в надежде на счастливое будущее. Дописывал же он её, пребывая в состоянии гнева, ярости и сильнейшей обиды. Потому что Джульетта завела роман с Робертом фон Галленбергом. Тот увлекался музыкой и сочинял посредственные музыкальные опусы. Бетховен позже писал: «Я презрел её, ведь если бы я захотел отдать этой любви мою жизнь, что бы осталось для благородного, для высшего?» Поэтому, Светочка, запомните: никогда не нужно поступать с мужчинами так, как Джульетта Гвиччарди. Особенно, когда таким как Бетховен жизнь и так насолила, – пошутил Артём Иосифович, после чего по залу пронёсся смех. – Разрешите? – попросил он уступить место за роялем. – Вы играли ее очень точно, но там не было той любви и драмы, которую испытывал Бетховен. Беря звук, Вы должны понимать, что это была любовь, полная надежды, которая глубоко тронула его сердце, – заявил он и погрузил пальцы в нижний диапазон рояля.

После того, как закончился мастер‑класс со Светой, выступило ещё два ученика от других преподавателей, которые так же решили испытать свой шанс попасть в класс Шварцмана. Прозвучали последние аплодисменты и довольная Анна Михайловна взошла на сцену.

– Артём Иосифович, ну по плану у нас было только четверо учеников из тех, кто самые сильные в школе. А так…

– Ещё я не сыграл! – заявил я, приподнявшись с места, тем самым прервав безупречный монолог директора. – Я бы тоже хотел попробовать свои силы, – добавил я, после чего весь зал взорвался смехом.

– Саша, сядь, пожалуйста, на место, – серьёзным тоном попросила Анна Михайловна.

– А Вы говорили, у Вас только четыре сильных ученика! – засмеялся профессор.

– Дело в том, Артём Иосифович, что он очень слабый ученик, – с вымученной улыбкой произнесла Анна Михайловна.

Я быстрыми шагами и с серьёзным лицом направлялся к сцене, при этом естественно абсолютно не рассчитывая на то, что меня возьмут в десятилетку. Это просто был мой принципиальный показательный сценический номер, посвященный Анне Михайловне.

– Саша, ты меня плохо слышишь? – с трудом сдерживала себя Анна Михайловна.

– Ну ладно, если он так страстно хочет сыграть, то пусть сыграет, – успокоил всех Артём Иосифович. – Как Вас зовут?

– Александр.

– Где Ваши ноты?