Чакона. Часть I

– Вот его ноты! – подбежал к сцене Вова, покосившись на недовольную Анну Михайловну.

– Что Вы хотите сыграть?

– Ноктюрн до‑диез минор Фредерика Шопена.

– Отлично, прошу! – произнёс он и, усевшись поблизости от меня, приготовился слушать вместе со всеми.

Этот ноктюрн был одним их самых любимых произведений моего отца, который он часто слушал, приходя с работы. Мне было девять лет, когда его не стало, и тогда я пообещал себе выучить его на память.

После того, как я закончил своё невзрачное исполнение, в котором я позволил себе остановиться пять раз, в зале прозвучали только одинокие громкие аплодисменты поддержки Вовы.

– Ну что ж, – пробурчал профессор, всматриваясь в ноты. – Вы знаете, есть у Вас моменты, которые мне нравятся, но эта пьеса пока что очень сложна для Вас. Но поскольку Вы уже решительно вышли с ней, то я кратко остановлюсь на некоторых деталях. Итак, первые четыре такта вступления. Они делятся на два такта, очень похожих по гармонии и ритму, и у Вас они ничем не отличаются друг от друга. Если Вы играете одинаковые места или репризу, то они должны быть разными по звучанию и по мышлению. Но ни в коем случае не одинаковыми. Попробуйте сейчас сыграть первые два такта чуть громче, а следующие два чуть тише. И уже это сделает Вашу игру интереснее.

В течение нашего короткого занятия я старался брать звук так, как он мне демонстрировал, и когда у меня уже начало понемногу получаться, в мои попытки ворвался противный и притворно милый голос Анны Михайловны:

– Артём Иосифович, я прошу прощения, но, к сожалению, мы не можем больше занимать зал, поскольку здесь сейчас будет проходить репетиция скрипачей, а у них завтра выпускной экзамен. Мне очень жаль, но мы готовили только четырёх выпускников на Ваш мастер‑класс.

– Ну хорошо, – заявил он.

– Артём Иосифович, – обратилась к нему Анна Михайловна, взяв в руки цветы, – разрешите нам от всего педагогического состава и от всех учеников вручить Вам этот букет за прекрасный мастер‑класс и за Ваш опыт, который обязательно даст большой рост нашему фортепианном отделу.

– Спасибо большое, – с благодарностью поклонился он аплодирующей публике.

– А всем напоминаю, – продолжила Анна Михайловна, – сегодняшний сольный концерт Артёма Иосифовича состоится в филармонии в шесть часов вечера. Ждём вашего визита! – закончила она и все завозились, с шумом поднимаясь с мест.

– Ну, ноктюрн вышел так себе, но держался ты, Санёк, стойко, – хлопнул меня по спине Вова.

– Плевать… – отмахнулся я.

– Вова! – прилетел голос Анны Михайловны, – подождите, пожалуйста, меня все втроем со Светой в классе.

– О‑о, пойдём, Санёк, походу нам сейчас влетит, – предположил Вова.

– Значит, во‑первых, – громко заявила Анна Михайловна, захлопнув дверь класса, – спасибо всем, что пришли на мастер‑класс, особенно тебе, Саша, за твоё показательное цирковое выступление, – с пылом она села за стол. – Это, конечно, для меня была новость. Оказывается, ты у нас не такой скромный мальчик, как иногда кажешься. Ты бы так свой характер показывал в музыке, когда играешь, – смотрела она на меня поверх очков. – Не хочешь мне ничего сейчас сказать?

– Анна Михайловна, это я его подбил, чтобы он вышел и сыграл, – встрял Вова.

– Я сейчас, Вова, не с тобой разговариваю, хотя ты тоже за это получишь.

– Саша, я жду, – не отставала она.

– Простите, – буркнул я.

– Угу, – покивала она головой, не сводя с меня глаз. – Ну что ж, прощаю. Но запомни, если ты в течение этого месяца позволишь себе нечто подобное, – застучала она карандашом по столу, – то я тебя выпущу из школы без свидетельства. Понял, умник? Посмотрите на него, я ему говорю: «Саша, сядь на место», – а он себе идёт, ему море по колено. Со мной даже коллектив так не позволяет себя вести. Безобразие! – закончила она и, поправив ноты на столе, не спеша перевела свой взгляд. – Значит, что насчет итогов мастер класса. Вова, ты очень понравился Артёму Иосифовичу и он сказал, что берёт тебя в свой класс. Поэтому за оставшееся время мы должны исправить все замечания в пьесах, на которые он обратил внимание.

– Хорошо, – довольно кивнул Вова.

– Света.

– Да, Анна Михайловна, – отозвалась она, потирая от волнения руки, – ты тоже очень понравилась Артёму Иосифовичу, но в свой класс он почему‑то девушек больше не берёт. Почему – не знаю, – развела она руками. – Но он предлагает тебе поступить к их новому молодому педагогу Фролову Денису Николаевичу. Я считаю, что мы должны ехать и поступать, поскольку десятилетка однозначно сильнее, нежели музыкальное училище.

– Угу, – промычала Света, чуть убавив улыбку.

– Дальше насчет экзаменов: нужно будет сдать сольфеджио. Поэтому нужно договориться с нашими преподавателями о дополнительных занятиях. Потому что именно на этих экзаменах очень часто проваливаются абитуриенты. Ясно вам?

– Угу. – кивнули они головой.

– На этом у меня к вам пока всё, – закончила она.

– А про меня что он сказал? – в шутку спросил я, после чего Вова со Светой прикрыли рты руками, чтобы заглушить смех.

– Не поняла, – скривилась Анна Михайловна.

– Спрашиваю: про меня он ничего не сказал?

– А что он про тебя должен был сказать? – удивлённо развела она руками. – Нет, посмотрите на него!

– Ну, берёт он меня к себя в класс или нет. Ведь ему нужны двое сильных учеников? – привёл я пример, после чего Вова со Светой взорвались от смеха.

– А ты себя считаешь сильным учеником?! – воскликнул она.

– Сильным – нет, перспективным – да, – не сдавался я.

– Я вижу, Каберман, у тебя сегодня хорошее настроение? А ну‑ка, дай‑ка мне свой дневник, я напишу матери о твоём сегодняшнем юмористическом поведении. Таких учеников у меня ещё здесь не было.

– Нет, так я же ничего такого не спросил: просто берёт он меня к себе в класс или нет? – повторил я, достав дневник из портфеля и протянув ей.

– В свой класс, я думаю, тебя Аркадий Райкин возьмёт, – отчеканила она и вписала красной ручкой в дневник: «Пытался сорвать мастер‑класс известного пианиста Артёма Иосифовича Шварцмана. На мои замечания не реагировал, пререкался».

Выйдя из музыкальной школы, мы с Вовой взяли по два мороженых и, дойдя до остановки, уселись в автобус и поехали домой.

Поднявшись на четвёртый этаж своего дома, я открыл дверь квартиры, при входе в которую мне в нос ударил запах красок и масла, доносящийся из комнаты отца. В комнате сидела моя сестра Алиса, рисуя на холсте этюд для сдачи экзамена в художественной школе.