Чакона. Часть I

– А ты?

– Что я?

– Ты веришь в себя?

– Частично – да, частично – нет.

– В каком ты классе в общеобразовательной школе?

– В восьмом.

Артём Иосифович надул щёки и, с силой выдохнув воздух, произнёс:

– Саша, я не могу тебе пока что ничего ответить, поскольку твоё исполнение Шопена и сам уровень игры очень слабы для десятилетки, понимаешь?

– Понимаю, но если Вы меня возьмёте, Вы не пожалеете.

– Не пожалею, – засмеялся он. – Все вы так говорите, когда приходите на вступительные экзамены, а когда начинается обучение, все эти обещания приходится вам напоминать.

– Я помню всё.

– Ха‑ха! Ладно, давай я хотя бы данные твои запишу, – произнёс он, достав из портфеля блокнот. – Как твоя фамилия?

– Каберман.

– Еврей? – посмотрел он на меня.

– Отец был евреем, мать русская.

– Почему был?

– Он умер.

– Ай, соболезную, – покачал он головой. – Твой домашний адрес?

– Спасибо. Город Колпино, улица Софийская №36/169, индекс 43122, номер телефона 3‑54‑66.

– Хорошо, Александр. Я подумаю над твоей просьбой, но ничего не обещаю, – предупредил он, поставив точку в блокноте.

– Спасибо.

– Пока не за что.

– А можно ещё кое‑что спросить? – спросил я, глянув на стопку буклетов с его концерта.

– Ну?

– Можно, я возьму один из буклетов, а Вы на нём поставите свой автограф?

– Давай, – ответил он и, улыбнувшись, развернул буклет и начал что‑то на нём писать.

Я принялся внимательно рассматривать гримёрную: на тремпеле висел его концертный фрак, на столе лежала разбросанная стопка нот, открытая пачка сигарет и какая‑то книга. В ту же секунду дверь распахнулась и в гримёрную вошёл довольно упитанный директор филармонии в больших толстых очках и в синем костюме.

– Артём Иосифович, ну что?! Машина уже стоит, можем ехать. Анна Михайловна позвонила и сказала, что нас все ждут в ресторане.

– Едем, Александр Иванович, – не отрываясь от своего письма ответил он.

– Там такой ливень на улице – кошмар! – протянул последнее слово директор, внимательно оценив мой внешний вид.

– Здравствуйте, – поздоровался я.

– Привет! Юные поклонники, Артём Иосифович?

– Что‑то в этом роде, – засмеялся Шварцман и, поставив автограф, свернул буклет и протянул мне. – Держи!

– Спасибо! – ответил я, вставая со стула.

– Ты сейчас домой? – спросил меня Шварцман.

– Да.

– Александр Иванович, мы можем этого парня закинуть на Софийскую 36?

– Да без проблем, – ответил тот.

Выйдя из филармонии, мы с Артёмом Иосифовичем расположились на заднем сидении машины и поехали по центру города, залитому огромными лужами.

– Артём Иосифович, ещё раз большое Вам спасибо за концерт, – поблагодарил директор, оборачиваясь назад. – Признаюсь честно, я в жизни ещё такого не слышал.

– Это Вам спасибо за тёплый прием. В этом зале игралось очень легко и охотно.

– Пустяки, приезжайте к нам чаще, а то у нас городок маленький, никто сюда ехать не хочет.

– Я с большим удовольствием.

– У Вас запланированы ещё какие‑нибудь концерты на ближайшее время?

– Да. Послезавтра играю в Ленинградской филармонии, а затем двадцать пятого мая лечу играть в Милан.

– Ничего себе, в Италию? – с восторгом отозвался Александр Иванович. – А где бы Вы хотели сыграть больше всего?

– Там, где и все: в зале Карнеги‑Холл, в Нью‑Йорке.

– Да‑а, – протянул Александр Иванович, – Карнеги‑Холл – один из самых престижных залов для исполнения классической музыки. В 1891 году там играл Нью‑Йоркский симфонический оркестр, которым дирижировал сам Пётр Ильич Чайковский.

– Ещё там играл один из моих самых любимых пианистов: Владимир Горовиц, слышали о таком? – добавил Артём Иосифович.

– Горовиц? Конечно! – протяжно произнёс последнее слово директор. – У меня даже пластинка его дома есть, он потрясающий. Жаль только, что он ушёл из концертной деятельности в связи с депрессией.

– А Вы разве не слышали, что он вернулся? – спросил Артём Иосифович.

– Да Вы что?

– В прошлое воскресенье, девятого мая, он отыграл с блеском концерт‑возвращение в Карнеги‑Холле. Мой друг из Америки был на его концерте. Говорит, что это было просто гениально.

– Какая хорошая новость! А отчего у него была депрессия, Вы не знаете?

– У Владимира Горовица очень сложная судьба, жизни всех членов его семьи закончились очень трагично. Сначала погиб его брат Яков, а другой из его братьев, Григорий, был отправлен в тюрьму за контрреволюционную деятельность, где тоже вскоре умер. В начале 20‑х годов Горовиц начал гастролировать по городам России, Украины, Грузии и Армении, был очень востребован, но жил впроголодь. Потом у него появилась возможность уехать в Германию. В 30‑х годах он познакомился с итальянским дирижером Артуро Тосканини, с которым они часто вместе выступали. Тосканини познакомил его со своей дочерью Вандой, у них завязался роман и они поженились. А в 1930 году, насколько я помню, у него скончалась мать, затем арестовали его отца и он умер через несколько лет прямо в камере…

– Кошмар, – тихо произнёс Александр Иванович.

– Затем в начале 40‑х годов Горовиц эмигрировал в США, а в 1953 году объявил о прекращении своей концертной деятельности, но девятого мая этого года снова вернулся.