Чеченские рассказы. Большая сборка – война и мир
Тогда мы, не медля ни секунды, чтобы успеть, зашли в троллейбус и стали ехать, но пассажиры стали громко материться. Я сказал пассажирам: «Как вам не стыдно громко материться?» А они продолжали материться нецензурными словами. Тогда я сказал: «Ребята, давайте выйдем из этого троллейбуса, чтобы не слышать матерной брани». Ребята сказали: «Правильно ты говоришь, Роман, матерная брань может повлиять на наш моральный облик».
Мы вышли из этого троллейбуса красного цвета с номером 2 на остановке имени Кавалериста Ворошилова ровно в 10 часов 47 минут. Всё время приезжали троллейбусы с разными номерами и разного цвета.
В 11 часов 03 минуты приехал троллейбус жёлтого цвета с номером 9, но мы в нём не поехали, так как хотели поехать в троллейбусе с номером 2 или синего, или хотя бы красного цвета…
Очень много страниц было в этой подробной объяснительной. Заканчивалась она так:
«…и быстро пришли в военкомат Красногвардейского района ровно в 15 часов 59 минут.
В военкомате нам очень обрадовались и сказали, что мы пришли поздно, так как медицинская комиссия закончилась. Тогда я взял шариковую ручку и написал одному прапорщику заявление, чтобы меня направили в Демократическую республику Афганистан для выполнения интернационального долга. Прапорщик меня похвалил и сказал, что мне надо быть комсомольцем и подавать пример всем ребятам из нашей школы.
Прошу принять меня в Комсомол, так как я хочу быть в передовом авангарде советской молодежи».
Экзамены
В нашей школе не ставили двоек на выпускных экзаменах, чтобы не портить показатели успеваемости. Сенчин отлично это знал и не суетился.
Когда ему в дверь позвонила наша классная руководительница Элеонора Зиновьевна Барсукова, он был одет в просторные семейные трусы с яркими цветами.
– Ты ещё здесь!.. Одевайся!.. Немедленно!.. Экзамен заканчивается!..
– Экзамен?.. Я думал, завтра…
– Ты мне!.. Ты у меня!..
– Элеонора Зиновьевна! Вы лучше всё это не говорите, а скажите – какой сегодня экзамен?
– История!
Класс. Яркий гудящий свет люминесцентных ламп. Приёмная комиссия пьёт минеральную воду.
– Угольникова! Подними голову из‑под парты!.. Что у тебя там?!..
Директриса рыщет взглядом по классу.
– Сенчин, и этот билет не знаешь?
– Нет.
– Ладно, тяни какой хочешь.
– Ирина Николаевна, я все хочу, но ни одного не знаю.
Угольникова (громким шёпотом): «Бери двадцать третий. Он лёгкий».
– Угольникова! Последнее замечание… Сенчин??
– Двадцать третий хочу!
– Бери двадцать третий…
– Ирка!.. Ирка!!
– Чего тебе?
– Шпору давай!
– Какую шпору?.. У меня нету.
– А зачем ты мне этот билет подсунула?
– Он лёгкий.
– Какой лёгкий!..
– Всё! Сенчин, иди отвечай!
– Какой у тебя первый вопрос?
– Сталинградская битва.
– Очень хорошо. Рассказывай.
– Наши Сталинград отстояли.
– Правильно!.. А покажи на карте – где проходила Сталинградская битва.
– Сталинградская битва проходила здесь, – Сенчин захватывает указкой Белоруссию, Казахстан и районы Западной Сибири.
– Хорошо… А каких героев ты знаешь, которые участвовали в этой битве? Обороняли дом, например.
– Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой, Павлик Морозов, Павка Корчагин…
– Достаточно! Переходи ко второму вопросу.
– Советско‑японская война 1945 года.
– Рассказывай.
– В Советско‑японскую войну тысяча девятьсот сорок пятого года наиболее героически сражался крейсер «Варяг». Советские моряки бились до последнего патрона и потопили много вражеских кораблей. Но силы были не равными. Тогда… чтобы крейсер «Варяг» не достался врагу, моряки сами потопили его и все погибли. Отважный капитан Врубель утонул последним[1]. Он стоял у штурвала и пел песню: «Врагу не сдаётся мой славный „Варяг“…»
– Подожди, подожди… Врубель… Ты, наверное, путаешь с Русско‑японской войной девятьсот четвёртого‑пятого годов? А у тебя Советско‑японская. После победы над фашистской Германией…
– Вы правы, Ирина Николаевна!.. Американцы сбросили атомную бомбу, наши пошли в наступление, и Япония сдалась.
– Роман, стихотворение Пушкина знаете?
– Нет.
– Может быть, Лермонтова?
– Нет… Есенина знаю.
– Идите, рассказывайте.
– Клён ты мой опавший, клён заледенелый, что стоишь, нагнувшись, под метелью белой… – Сенчин начинает вяло, но набирает интонацию. – Или что увидел? Или что услышал? Словно за деревню погулять ты вышел. И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу, утонул в сугробе, приморозил ногу. Ах, и сам я нынче, что‑то стал нестойким. Не дойду до дома с дружеской попойки. Там вон встретил вербу, там сосну приметил. Распевал им песни под метель о лете…
Заходит директриса: «Сидоров! Не вертись!.. Угольникова!..» Садится рядом с Еленой Сергеевной.
Сенчин сбивается, но продолжает:
– …Сам себе казался, я таким же клёном. Только не опавшим, а вовсю зелёным…
[1] См.: Примечания.
